Патрик О'Лири - Невозможная птица

– Нет, – согласился он, – не бывала.

– Майк? У меня есть право голоса?

– Нет.

– Но если я убегу…

– Я поймаю тебя.

– Сколько бы ты людей ни зарезал, тебе нас не остановить.

– Я могу попытаться.

Она схватила пистолет со стола и вскочила, прицелившись ему в грудь.

– Не двигаться!

Майк смотрел на пистолет.

– Прекрати улыбаться, подонок долбаный!

Он мог поклясться: она не делала этого прежде. Он встал. Дуло пистолета последовало за ним.

– Ни с места!

Он шагнул по направлению к ней, игнорируя прыгающий в её руке пистолет; его глаза были прикованы к её глазам.

– Майк… не надо!

Между вторым и третьим шагом она попыталась дважды нажать на курок. К тому времени, когда дуло коснулось его груди, она попробовала сделать это ещё раз. Он смотрел, как она закрывает глаза, и единственная слеза скатывается у неё по щеке. Он взял у неё пистолет и молча наблюдал, как она пытается собраться, как складывает руки на груди и потирает плечи, словно ей холодно. Она открыла глаза. Она избегала смотреть на него. В конце концов, глядя из окна на проплывающие льдины, она сказала:

– Не знаю, смогу ли когда-нибудь простить тебя, – она вздохнула. – Это… это был худший момент в моей жизни.

– И в моей, – ответил он, отщелкнул предохранитель и прежде, чем она успела повернуться, поднёс дуло к её уху и выстрелил.

Дэниел обнаружил, что за весь день даже червячка не заморил, поэтому, проехав немного дальше по дороге, он остановился у лавки – «Обеды, бензин, бакалея, лёд, живая приманка». Насосы выглядели как-то знакомо. С красными вишенками на верхушках.

Колокольчик над затянутой противомоскитной сеткой дверью звякнул, когда он вошёл. За стойкой – единственная пожилая официантка в розовой униформе. Повсюду развешены пивные постеры: грудастая девица с запотевшими бутылками в руках. И замечательно красивый мальчик в углу, играющий на старом шаффлборде [64]. На нем была красная футболка и синие джинсы на три размера больше, чем нужно; они отвисали, открывая чёрные трусы, и собирались гармошкой у него на ботинках. Видя, как мальчик наслаждается игрой, Дэниел почувствовал радость. Он присел и заказал вишнёвый пирог и кофе. Чёрный.

– Вам это подогреть?

– Да, мэм. – При разговоре с пожилыми леди с южным акцентом он всегда испытывал потребность называть их «мэм».

Она налила ему кофе и спросила:

– Как насчёт ложечки мороженого сверху?

– Да, конечно.

– Какое вы предпочитаете?

– С пеканом.

Она открыла холодильник под стойкой, и облако морозного пара поднялось между ними.

– Вам повезло, – сказала она, нагибаясь с ложечкой над его чашкой. – У нас есть все мороженое в мире.

Зубы Дэниела клацнули о край чашки. На чёрном ярлычке у неё на груди было написано «Эмма».

Подождав, пока он попробует пирог, она спросила:

– Ну как вам?

– Восхитительно.

Она с гордостью улыбнулась.

– Ручаюсь, лучшего вы не пробовали.

– Точно.

Она полоскала ложечку от мороженого, когда Дэниел спросил у неё:

– Как тут рыбалка в ваших краях?

Она с силой стукнула несколько раз ложечкой о край раковины.

– Говорят, хорошая. Сама-то я терпеть её не могу.

– Она у нас – полный вперёд, – раздался мальчишеский голос позади него.

Дэниел повернулся, чтобы взглянуть на мальчика. Но тот был сосредоточен на своей игре. Скользя шайбой из нержавеющей стали по опилкам и полированному дереву.

– Занимайся своим делом, Дуайт, – сказала официантка.

– Полный вперёд? – спросил Дэниел. Официантка наклонилась к нему вплотную.

– Он все время придумывает слова. С головой не все в порядке. Если бы я не присматривала за ним, он того и гляди выбежал бы на улицу, прямо под машину. Он хотел сказать – полное Евангелие [65] . Мы считаем, что нельзя отнимать жизнь у живого существа. Аборты. Смертная казнь. Война. Это все один и тот же грех. Бог освятил все живое.

Помедлив, Дэниел спросил:

– И коров?

– Ну… – сказала она.

– И рыбу?

– Разумеется, и рыбу тоже. Почему бы нет? Рыбы имеют такое же право на жизнь, как и мы. Это не то, что было дано нам в пищу.

– Вы продаёте наживку, – сказал он.

– Я хотела снять эту вывеску. Но… так близко к дороге…

Со стороны шаффлборда внезапно донёсся резкий шум.

– Я выиграл! – сказал мальчик.

– Ты всегда выигрываешь, – сказала женщина, покосившись на него. – Хотите сэндвич или ещё что-нибудь? У нас есть все, кроме рыбы, – она улыбнулась и вытерла руки о полотенце. – Так у нас заведено, – она опёрлась подбородком на сцепленные руки, положив локти на стойку. – Сказать вам правду? Я не смогла бы зажарить рыбу даже для спасения собственной жизни.

Дэниел посмотрел ей в лицо. Она сдула прядку седых волос, упавшую ей на глаза. Глаза у неё были зелёными. В своё время на неё, должно быть, стоило посмотреть.

– Я потрошила её, чистила её, готовила её, и так целыми днями. Рыба, рыба, рыба. Боже, как я ненавидела этот запах!

– Вы вегетарианка?

– Нет, сэр. Я только возражаю, когда это касается меня. С того самого дня, когда я увидела, как он вытаскивает крючок у окуня прямо изо рта, – она показала руками, согнув указательный палец одной руки, изображавший крючок, продев его в букву «О», сложенную двумя пальцами другой, и затем вытащив, – оторвал бедняжке всю губу. Мой муж? – она покачала головой. – Видите ли, у него была миссия. Он должен был поймать Большую Рыбу. Но этот окунь был чертовски умен – слишком умен для него. «Старикан, – говорила я ему. – Ты нашёл себе достойного соперника». Его было не остановить. Пошёл разгуливать, словно он тут хозяин, в самом подлом месте этого ручья…

– Эмма?..

– Предательское место. Понимаете? Ужасное течение. «Не лезь на стремнину», – говорила я. Я говорила ему снова и снова, да разве он будет слушать? Нет, сэр. Я же просто старая наседка, ничего не понимаю и трясусь из-за пустяков…

– Эмма?

Она несколько раз мигнула.

– Что?

– Он здесь.

– Кто здесь?

– Ваш муж.

– Где?

– На ручье. Он все ещё пытается поймать эту рыбу.

Долгое время она не издавала ни звука. Вытерла тряпкой стойку. Наконец она хмыкнула и сказала:

– Похоже на него.

Майк не помнил, как вышел из ресторана.

Он пришёл в себя, сидя на берегу реки Детройт, глядя на пару спаривающихся уток внизу. Самец с зеленой шейкой яростно ухватил самку сзади за шею, быстро взобрался на неё, вошёл и тут же скатился с неё в воду, как мужчина с женщины. Это заняло каких-то пять секунд.

Пять. Опять. Блядь.

Майк направил пистолет себе в сердце и нажал на курок.

Клик.

Он посмотрел на него. Он поднёс его к голове, точно над ухом, и нажал на курок.