Александр Тюрин - Каменный век

Этого зрелища Мелания не могла выдержать и бросилась к стоянке, где оставила роллер.

— Куда? А я? — увязался за ней “разбойник”.

— Ну, спасибо, спасибо. Только я тебе все равно не доверяю.

— Не надо на стоянку,— предупредил “разбойник”.— Урод этот уже сообщил в милицию.

Мелания застопорила, и мужик проскочил еще несколько метров с разгона.

— Кто сообщил?

— Кто, кто, дед Пихто. Свинкс, монстр из павильона ужасов.

— Понятно, заманиваешь, разбойник. А в ближайшем парадняке твой приятель с кирпичом дежурит.

— Да притворялся я разбойником! Я — дядя Витя из Пустомержи. А вот мне понятно, почему у тебя коты да петухи в друзьях. Сама ты кура… Через полквартала дом новый растет, там с десятого этажа все будет видно в упор. Убедительно я говорю? А обиду я забыл, ты ж холопкой была, когда меня мучила.

— Ладно, только свое лассо отдашь мне.

Дядя Витя послушно выбрал веревку, волочившуюся за ним, и вручил Мелании моток, как букет цветов…

Действительно, с крыши было видно то, что нужно. “Скорая”, “ментовка” и замаскированная под мусоровоз машина групзаха. И у ворот автостоянки какие-то личности, переминающиеся среди ночи с ноги на ногу.

На носилках значительно прошествовало прикрытое простыней тело. Следом появился Сфинкс, упакованный в мономолекулярную сеть, конечности его беспомощно болтались. Сержант торжественно нес исполненную в стиле супрематизма голову “конструктора” с застывшей улыбкой. Одно тело положили в скорую, второе отправили в ментовку, голову забрали групзахи.

— Вот и поделили, чтоб никому не обидно было. Видно, душевный разговор с уродом зеленорылым не получился. Оно и понятно, он уже с дырой в мозгах был,— прокомментировал вынос тел и членов дядя Витя. Потом как-то засмущался, задымил выуженным из кармана хабариком.— Ты… я… я это самое, в вас. В общем, ты мне нравишься.

— Ага, ты торчал под моим окном, чтобы произнести эту маловразумительную фразу,— с подозрением откликнулась Мелания.— От побоев в тебе чувство затеплилось? Может, тебя еще раз по физиономии угостить?

— Больше не надо. Чувство у меня и так самое возвышенное,— принялся объясняться дядя Витя.— Ты в моей башке отштамповалась, потому что ты самостоятельная, совсем не похожа на камень. Наверное, думаешь на меня, что не ровня тебе. Дескать, я такая шикарная городская дамочка, а тут ко мне какая-то деревенщина привязалась. Могу тебя утешить, я уже не деревенщина, да и тебе далеко до шикарной дамочки.

— А где ты раньше был? Вчера, позавчера?

— Вчера спал почти весь день. А сегодня робот-полотер, штука такая самоходная в отеле, про тебя напомнила. Давай, говорит, иди, спасай девку-богатырку. Я в этом полотере распознал вирусный, блин, объект, именуемый “К2”. Ну и изничтожил робота, провода оборвал, под кровать запихал, чтоб не командовал тут. Однако спасать пошел.

Дядя Витя положил одну свою руку на лопатку Мелании, а другую на ее ребра. Возникало чувство. Когда он трогал Настьку, было совсем другое чувство. А нынешнее похоже на то, что появляется в мясном отделе при виде замороженного цыпленка. Он послал немного тепла к своим рукам, и ему показалось, что женщина чуть-чуть оттаяла.

И в самом деле, Мелания положила голову на мятое плечо дяди Вити. Он вытащил из кармана несколько конфет с алкоголем внутри, которые прибрал из холодильничка в своем номере. Он сказал: “Накося”, одну конфету положил ей в рот и одну себе. Они стали жевать. Дядя Витя погладил ее по взлохмаченной голове, ощутил плечом, как ходят тонкие косточки ее челюстей и чуть не заплакал.

— Надо тебе хрящики жирком закрыть,— растроганно пробормотал он и продолжил уже по теме.— Как раз удачное сочетание получилось, и любовь, и производственная необходимость. По-простому говоря, ты мне нравишься, и вот этот браслетик на твоей руке тоже нравится. Что-то в нем есть. Может быть, он мне нужен, чтобы Кощея победить и до серебряного неба добраться.. Я, наверное, как-то не так выразился?— вдруг спохватился дядя Витя.

— Да уж выразился,— сказала Мелания, отодвигаясь. — А теперь иди подальше.

— А культура-то где? — сокрушенно сказал обиженный мужчина.— Э-эх, культура, сдохла ты до ее рождения.

— Любовь с производственной необходимостью у культурных людей не сочетается.

И она ушла.

— А я бы за тебя потом жизнь отдал, — сокрушенно произнес дядя Витя. — Что я, хуже твоего петуха?

“Оболочка способна к самостоятельному поведению? Не побоимся сказать “Да”. Искусственный ли ее интеллект? Пусть обижаются гордецы — не менее естественный чем у нас. Ведь мышление такого качества не закладывалось проектировщиками, а появилось в результате самостоятельного развития. А естественный разум не может действовать без различения: “приемлемо — неприемлемо”, “хорошо — плохо”, “приятно — неприятно”. И оболочки любить умеют, как объявил бы классик”.

За пазухой бибикнул терминал. Едва мысль затеплилась, как опять остановка. Радиомаяк показывал быстрые и странные перемещения дяди Вити по гостинице “Ленинград”.

Проклиная сельских жителей, Освальд покинул стены из мореного дуба университетской библиотеки. По дороге в гостиницу он постарался видоизмениться. Лицо скрыли смоляная борода и нос типа “руль”, глаза, с помощью контактных линз, стали как сливы. Светлый чуб скрыла розовая чалма. Облик сикхского электронного террориста, который уничтожал в базах данных всякие упоминания об индуистах.

Самого сикха уничтожили при задержании.

Неподалеку от гостиницы радиосканер засек переговоры группы захвата с базой. Так и есть, группзахи едут на машине, ничем не отличимый от катафалка.

Агент Фалько выжал полный газ на своей “Рашн-тройки” и обошел бодрую “похоронную команду”.

На ближайшем перекрестке Фалько удачно стукнул в борт автолавку по продаже мороженного. Громоздкий фургон наполовину развернулся и замер, отчего за ним немедленно выросла пробка, поглотившая групзахов. Те выбегали из машиня, играли погребальные мелодии, грозились гробом, но никто не собирался их пропускать…

Дядя Витя открылся пытливому взгляду в пивзале тридцатого этажа отеля. Элегантные усы-щеточки намокли и опять стали сосульками, под носом было мокро, глаза порозовели. В подавленном состоянии дядя Витя отхлебывал одним глотком по полкружки.

— Ты, что ль, Фан Фаныч? или Хан-Султан какой? — произнес дядя Витя, промокнув рот рукавом, и тяжело икнул.

— Ну, я, я.

— Пришел администратор,— сказал дядя Витя, сдувая пену с пива,— совсем вдруг. И еще кто-то. Я администратора не трогал, вначале. Только плюнул ему в афишу. Тому, второму, я кажется сапогом промеж ног впаял. Я вроде не очень сильно.