Михаил Попов - Плерома

— Я попала в реанимацию?

Вадим коротко и отрицательно помотал головой.

— Вы попали в могилу.

Девушка спросила с каким-то даже смешком в голосе.

— И надолго?

— Надолго.

— И какой же теперь год на дворе? — в голосе девушки прибавилось юмора, но вместе с ним чувствовался и опасно крепнущий надрыв.

— Поверьте, это теперь не имеет особого значения. Собственно, почти никакого не имеет. Теперь все очень и очень изменилось, мы теперь по-другому смотрим на многие вещи, особенно на само время, и поэтому…

Люба изо всех сил скосила взгляд в сторону прозрачного окна, словно там стараясь почерпнуть какую-нибудь подмогу или объяснение. Там ее глазам представилась картина, отнюдь не годная врачевать ее чувства. Над зеленой поляной, что располагалась между больничным корпусом и лесом, завис большой прогулочный геликоптер в виде ладьи с загнутыми кверху носом и кормою. Из его дна протянулась к земле полупрозрачная труба, похожая на аккуратный укрощенный смерч, и было видно, как по нему скользят вниз, намного медленней, чем это могло бы быть под воздействием земного тяготения, человеческие фигурки. Весело размахивая руками, кажется, еще и хохоча.

— Это что, фантастика? — тяжелым голосом, в котором смешивалась брезгливость с истерикой, спросила больная.

Вадим явно затруднялся, что ответить.

— Скажите, что это такое?! Скажите, или я…

Непонятно откуда появился в палате веселый врач и начал с озабоченным видом крутить переключатели на тумбе рядом с кроватью. Голос пациентки почти сразу стал смягчаться, слабнуть, и вскоре она уже счастливо спала.

Врач повернулся к Вадиму.

— Вам помощь не нужна?

Вытирая платком абсолютно мокрое лицо, «жених» спросил:

— Я все испортил, да?

— Нет, что вы. Для первого разговора очень даже ничего. Ни комы, ни обморока. Так, эмоциональный всплеск.

Валерик ждал его на первом этаже в громадном холле со стеклянной стеной, за которой безучастно стоял идеальный лес. Старик сидел в кресле с раскрытой газетой в руках. Проходившие мимо работники центра и посетители поглядывали на него, кто с иронической усмешкой, мол, какой пижон! кто, просто выпучив глаза.

— Документ эпохи? — равнодушно спросил Вадим.

— Ни в коем случае, — бодрый старик шумно свернул газетный лист, — это мы там у себя «в Сахаре», как у вас принято обобщать, затеяли настоящий «боевой листок светской хроники». От желающих понежиться в наборном цеху или поиграть пером, отбоя нет. Кое где ведь и рыцарские турниры устраивают, потом лечи их, а особенно лошадок. А тут полная безобидность. Но это ладно, что ты? Надо сказать, сеанс не затянулся.

Вадим опустился в соседнее кресло, свесил голову набок, рассматривая свое смутное отражение в начищенном до блеска мраморе.

— Не думал, что будет «так» трудно.

— Ну, братец, тут уж я тебя даже и успокаивать не стану. Хочешь иметь чистую карму — терпи. Твой крест.

— Мог бы не напоминать.

— Мог бы, мог бы.

— И потом, как это у тебя в одной куче и карма и крест?

— Да наплюй. Скажи лучше, что она из себя представляет?

Вадим медленно вернулся в вертикальное положение.

— В деле о ней изложено не слишком-то и подробно. Собственноручных документов всего около десятка. Три письма, обрывки записок, квитанции… Кажется, из тихонь. Не красотка, не уродка. Никаких особых способностей, таких в наше время называли хорошистками. Домашняя девочка. Вязание, варение. Да, ты знаешь, я ее толком и не рассмотрел, все за собой присматривал. Сам представлял для себя наибольший интерес.

— Это ты зря, никакие эксцессы с твоей стороны…

— Лучше тебя знаю, что опасаться было нечего, позаботились, но воображению не прикажешь.

Помолчали. Валерик двигал по отдельности бровями вверх — вниз, как бы взвешивая полученную информацию.

— Сколько лет?

— Двадцать два.

— Девственница?

— Да ладно тебе, Валерик!

— Что значит — да ладно!? Это самый корневой вопросец, всю дальнейшую тактику надо строить в зависимости от того, пускала она кого-нибудь себе под юбку или нет. Двадцать два года, тихоня, вязание, если еще и это…

— Иногда мне кажется, ты просто старый пошляк!

— Значит, не скажешь?

— Не скажу, — устало ответил Вадим.

— Ну что ж, тебе, так сказать, карты в руки.

— Ты же знаешь, я в карты не играю.

— И зря, а я очень даже распробовал это удовольствие, у нас отличная сложилась группешка, перечислять не буду, кое о ком ты, возможно, даже и слышал. Старички, само собой. Такие, знаешь ли, случаются преферансные пятницы. И такой сочности разговор…

— Пикейные жилеты, — мрачно хмыкнул Вадим. — Или правильнее сказать пиковые?

— Каламбур! Не прошло и ста лет, а ты уже выучился. В преферансе начальная игра — шесть именно пик.

— Здравствуйте! — раздалось сзади. Незаметно подкравшиеся дамы. Как только этот с виду каменный пол умудряется всасывать все звуки? Что за подарок! Мадам Рыжова и мадмуазель Рыжова.

— Аида Борисовна! — запел Валерик. Вадим вскочил.

Чтобы не заставлять своего слишком престарелого ученика скрипеть суставами в приступе галантности, бывшая учительница обошла строй кресел и встала перед ними. Сопровождаемая дочерью. Впрочем, определить сходу, кто из этих двух бальзаковских особ мать, а кто дочь, мог бы только близкий родственник. Эвелина убрала бородавку с губы, и обе они сделали корректировки фигуры, допустимые законом о сохранении идентичности. Впрочем, дочь та, что «скучает обликом» и выглядит чуточку старше.

— Сидите, сидите Валера.

— Да уж, я уж, лучше так уж.

Рыжова старшая, хотя одновременно и младшая, спросила, строго глядя Вадиму в подбородок:

— Приступили?

Тот наклонил тяжелую голову.

— Что ж, желаю вам успеха. От всего сердца. Мы все будем послеживать за вашим делом.

— Да, да, и я тоже, — присовокупила дочь, и в голосе ее звучала целая гамма чувств. А ведь и в самом деле, подумал Вадим, невозможно определить, жалеет она, что сейчас не находится на месте Любы или радуется.

— Сегодня, насколько я понимаю, первый визит.

— Да, Аида Борисовна.

— Надеюсь, все пойдет как следует, а если все пойдет как следует, то очень скоро вам понадобится помощь по части, так сказать, художественного просвещения вашей подопечной.

Вадим едва заметно кивнул. Ему не хотелось вслух соглашаться с этим мнением в присутствии Аиды Борисовны.

— На этот счет прошу учесть, что лучший кабинет эстетической аккумуляции представляем здесь мы. Я и… — она твердой рукой взяла смущенную дочь за локоть.

— Он все понял Аида Борисовна, — прохрипел Валерик и перешел на кашель.

— Не дурачьтесь, Тихоненко, не надо. А вы, Вадим, запомните мои слова. У нас постоянные и новейшие поступления. Новый каталог Поликтета, и Лист как всегда одаривает. Такой бодрый дар. Да, да. До свидания.