Владимир Данихнов - Чужое

Коралл, наконец, замолчал, и до самого дома не произнес больше ни слова. И только подойдя к своей двери, он закричал:

– Открывай, суч-ч-чара! Твой знаменитый отец пришел!

Автобус трясся на ухабах и, кажется, даже зависал в воздухе. Они ехали молча, крепко прижимая к коленям сумки, в которых в беспорядке были свалены их вещи. По окнам автобуса стекали целые потоки воды, по крыше стучал невидимый барабанщик. Вода затекала в трещины и скапливалась во вмятинах в полу. Они старались поджать ноги, чтобы не намочить ноги в лужицах. Автобус был почти пуст, потому что они отбывали не с основным потоком. Уезжали, пробыв на базе всего около суток. Первым, против обыкновения, подал голос Проненко. Со странной гордостью в голосе он сказал:

– Когда ты ушел, Шилов, я заорал. Сказать, почему?

Шилов наблюдал за щепкой, плававшей в луже. Щепку мотало из стороны в сторону, переносило из одной лужицы в другую; она будто прыгала из мира в мир, а автобус раскачивало все сильнее и сильнее, он скрипел, стонал и в любой момент мог перевернуться, но не переворачивался, и щепка двигалась все быстрее, в туче брызг выбиралась из очередной лужи и оказывалась в другой. Она словно искала что-то и никак не могла найти, а потом вдруг упала на сухое место и осталась там, дрожащая, одинокая, серая, покрытая капельками воды.

– Наш мир, – сказал Шилов, – это натекшие лужи на полу пустого туристического автобуса.

– Херня… – отрезал Семеныч.

– Я заорал, – сказал Проненко, – потому что увидел ничто.

– Ты ничего не увидел?

– Нет. Я же говорю: я увидел как бы ничто.

– Тогда тебе к зеленокожим. Они тоже боятся… ничего.

– И как ты с этим, нос-пиндос, теперь будешь жить, Проненко? – глухо поинтересовался Семеныч и потер виски: – Блин, мужики, нам всем надо к психиатру сходить, подлатать мозги…

– Я буду жить, – сказал Проненко. – Как бы.

Шилов нагнулся, подхватил с пола щепку и переломил ее посередине.

– Пожалуй, рано мне еще возвращаться на работу, да и к мозгоправу тоже рано, отгуляю лучше остаток отпуска, – сказал он. – Прокачусь, когда прибудем на Землю, на поезде.

– А все-таки жаль, что наши пилы почти и не пригодились, – протянул Семеныч. – Замечательные ведь пилы. Фирмы «Брут».

– Какой еще как бы «Брут»? «Шворц»!

– Смеетесь? Не, ребята, хватит с меня событий на базе, до сих пор сомневаюсь в р-реальности окружающего мира!

– Семеныч, пила правда фирмы «Шворц», – сказал Шилов. – Нет такой фирмы «Брут». По крайней мере, я ничего о ней не знаю и не думаю, что она, если существует, производит пилы. К тому же, ты во время полета твердил нам, что пилы фирмы «Шворц» – самые лучшие пилы в мире. Именно поэтому мы взяли именно их.

– Да ладно вам! – Семеныч нахмурился. – Достало!

Шилов молча вытащил из сумки пилу и протянул Семенычу. На чехле было выведено: «Schwartz».

– А… – сказал Семеныч и замолчал, тупо уставившись на инструмент. Он достал из сумки свою пилу. На пиле было выгравировано «Schwartz».

– Что, черт возьми, происходит? – пробормотал Семеныч. Проненко, испуганно поглядывая на Семеныча, отодвинулся к окну.

– Я говорил… говорил… – шептал он. – Ты, Шилов, не верил… это не тот Семеныч, совсем как бы не тот…

– Семеныч, кто сейчас президент Солнечной системы? – спросил Шилов мягко. Он, в отличие от Проненко, чувствовал себя в своей тарелке. Семеныч для него сейчас – потенциальное существо с нечеловеческой логикой, и поэтому очень легко с ним общаться.

– Артурос… – неуверенно проговорил Семеныч.

– Артурос Демократис провалился. Президент сейчас, впервые за двести лет, женщина, Карина Цой, леди из цинкового гроба, как ее зовут в народе.

– Я… – пробормотал Семеныч и замолчал. – Я нырнул в другой мир, нос-пиндос, а мой двойник оказался в моем?

Шилов не ответил. Проненко тоже молчал, вжимаясь в стенку, отгораживаясь своей сумкой.

– А какая, в сущности, разница? – поразмыслив, спросил Семеныч.

– Никакой, – кивнул Шилов.

И они замолчали, прислушиваясь к шуму дождя.

Автобус, подъезжая к космопорту, свернул на ровную дорогу и перестал трястись. Вокруг разливалась таинственная тишина, а вдоль обочины, почти утонувшие в грязи, густо лежали тома классика земной литературы, Стивена Кинга, книги, которые так ненавидел младший Коралл, открывший вместе с другими детьми лазейку в иной мир. Наутро тома утонули в жидкой грязи и вскоре им на замену пришли свежие газеты, которые принес ветер, дувший со стороны космопорта. Заголовки в газетах менялись.

«Убит директор базы «Кумарри»!»

«Зеленокожие делают загадочное заявление: Великан мертв, Джек свободен»

«Экстра! Убитый директор базы оказался сероглазым!»

Потом было еще много всяких заголовков, но это уже, извиняемся за штамп, другая история.

Начальник сказал, меряя шагами кабинет:

– Есть только один шанс остановить проклятых сероглазых. Слышишь, Шилов? Надо использовать «Уничтожитель времени».

Шилов сказал:

– Его запрещено использовать на поверхности планет.

Начальник нахмурился:

– Если мы не сделаем это, планет скоро не станет. Проклятые сероглазые!

– «Уничтожитель времени» используют для развлечения. Только в космосе. Кто знает, что выйдет, если использовать его на поверхности планеты? Да и неэтично это.

– Необходимо выяснить, что выйдет! Ты прав. И ты займешься этим…

– Вообще-то я еще в отпуске, – сказал Шилов, виновато шмыгая носом.

– А зачем зашел тогда? – возмутился начальник.

– Сегодня премия.

За мутным окном проносились и меркли звезды. Шилов провел по стеклу ногтем, извлекая крайне неприятный для человеческого уха звук. Для музыкального слуха его братца этот звук был просто ужасен. Дух отложил гитару на полку и сказал:

– Слушай, хватит, а? – В данном случае «а?» означает: «ты, заноза в моей заднице, свинодятел, долбанный конетрах!» Естественно, люди обычно скрывают свои эмоции и заменяют этих мысленных конетрахов довольно невинным «а?»

Сосед Шилова с верхней полки, Вернон, хихикнул, отрываясь от чтения, перевернулся на бок, стащил с головы Духа фуражку с блестящим околышем и помахал ею у него перед носом.

– Господин Дух, не нервничать!

– Отставить! – взбеленился Дух. Забрал фуражку и водрузил ее обратно на голову.

– Шилов! – позвал он. – Шилов, черт возьми, прекрати!

Шилов ухмыльнулся: ему нравилось иногда позлить Духа, а сегодня в этом вообще была некая особенная радость, сладость маленькой мести, но он все-таки прекратил царапать окно и стал наблюдать за туманностью, которую засасывало в иссиня-черный разлом, оказавшийся при внимательном рассмотрении кристаллом умопомрачительных размеров.