Владимир Данихнов - Чужое

– Такие кристаллы строили големы, – сказал Вернон. – Ну, ты знаешь, таинственная… как это по-русски?… раса третьего мира, обитавшая в космических резервациях.

– Меньше желтых газет читать надо, – буркнул Дух, который после вчерашнего был сильно не в духе. Он взял в руки свою гитару, погладил гриф, мимолетно коснулся струн, вздохнул. Гитара была для него роднее любимой женщины.

– Ты бы сыграл на ней что ли, – предложил Вернон. Вернон был мужчиной представительным, следил за модой, пользовался дорогими одеколонами, отращивал бороду по особой технологии, вычитанной будто бы в книге какого-то русского боярина, по пятницам вплетал в бороду синтетические нити цвета серебра, чтоб всем казалось, будто в бороде есть седые волосы. Вернон носил черный костюм из особенной ткани, которая никогда не мялась, в нем же и спал. Он владел сетью химчисток на севере и западе Лондона, ненавидел торфяные болота, на которых, по его словам, жили презренные родственники, и обожал космические путешествия вторым классом, вместе с небогатыми, «простаками» или «магглами», как он выражался. Такие путешествия были модны в среде Лондонских дельцов. Вернон все это рассказал о себе в первый же вечер путешествия, когда они пробовали на вкус его виски, рассказал без утайки, сам над собой посмеиваясь (видимо, так тоже было модно). Дух в этот вечер вел себя, против обыкновения, скромно, можно даже сказать, был угрюм и скучен, рассказал всего один армейский анекдот, да и тот, что удивительно, без капли пошлости и мата. Шилов, видя состояние двоюродного брата, принялся развлекать Вернона самостоятельно, и у него получилось. Причем сначала Шилов хохмил, заставляя себя, но после третьего пластмассового стаканчика виски, сам поверил в свое хорошее настроение, а после того, как Вернон угостил их кубинскими сигарами и вовсе повеселел. Они гуляли всю ночь, горланили песни, разговаривали о всяких забавных вселенских загадках даже тогда, когда Дух уснул, а потом и сами прилегли. Вернон и Шилов проснулись рано, совершенно бодрые. Дух оставался мрачным и вялым. Целый час он вертел в руках гитару, но так ничего толкового и не сыграл, хотя еще со школьных времен умел прекрасно музицировать на чем угодно. Такой у него был талант.

– Эй, поглядите-ка! – позвал вдруг Вернон. Шилов подошел к нему, стал рядом. Вернон внимательно следил за чем-то в окне. Шилов посмотрел туда же, но сначала видел только пробегающие мимо звезды, в основном спектрального класса Ц, а потом заметил, что прямо к ним движется крохотная планета, окольцованная стаей астероидов и облаками газа, как Сатурн или, например, восьмая Бартоломью.

– Сольфеджио… – бормотал в купе Дух. – Если бы Маринка училась в музыкалке, если бы развила слух, мы бы не ругались с ней так часто… Эй, милая, сыграй-ка нам на клавесине!…

– Что это с ним? – спросил Вернон.

– Да так, в нашей семье не всем везет со вторыми половинками, – как бы в шутку ответил Шилов и немедленно вспомнил о Соне.

– Понятно. Ты смотри! Все ближе и ближе!

Планета приближалась к ним, и видно было, что это газовый гигант, в южном полушарии которого вокруг своей оси вертится большое оранжевое пятно.

– Ураган, – сказал Вернон.

– Что?

– Пятно – это ураган, который годами бушует на поверхности этой планеты. Может, как-нибудь назовем ее?

– Зачем?

– Ну как же, господин Шилов, мы первые увидели планету, открыли ее, так сказать, и теперь должны дать ей название, как первооткрыватели, пока с ней чего-нибудь не случилось. Войдем в историю хотя бы таким, примитивным, способом!

Шилов засмеялся, и в этот момент планета, резко вильнув (на самом деле это вильнул поезд), врезалась в стекло и размазалась по нему зеленым жирным пятном. Слизь стекала к раме с той стороны. Откуда-то с крыши вагона к окну спустились два робота-уборщика и стали очищать стекло от планеты. Чистили ловко, быстро перебирая механическими лапками. Шилов заворожено наблюдал за малышами. Вдруг в одного из них врезалась миниатюрная комета, и робот улетел в бескрайние просторы космоса, отчаянно суча ложноножками. Второй робот замер, вытянув в сторону несчастного две лапки, как бы прощаясь со своим другом или, например, возлюбленным, а может, не решаясь последовать за ним.

– Тьфу, – сказал Вернон весело. – Придумают же!

– На космических железных дорогах работают веселые программисты, – согласился улыбаясь Шилов.

– Выпьем? – спросил Вернон. – Потом прогуляемся к соседям. Кажется, в конце вагона живет молодая семья, думаю, они уже устали друг от друга и будут не против, если мы к ним присоединимся, познакомимся и выпьем.

– Не надо, – сказал Дух, не поднимая глаз. – Не будем им мешать.

– Так ведь и со скуки помереть можно! Первая остановка только вечером, в шесть. Планета… как ее… какая-то затхлая планетка, населенная слаборазумными аборигенами, мы даже спускаться на нее не будем, останемся на околопланетной орбите, купим на станции пива, сырных шариков…

– Ненавижу пиво, – буркнул Дух, и Шилов незаметно толкнул его в бок: мол, что с тобой, сам на себя не похож! Однако Дух остался равнодушен. Он ковырял корпус гитары, отколупывая прилипший кусочек скотча.

Вернон погрустнел, и впервые посмотрел на Духа с неприязнью, но почти сразу изобразил на лице улыбку и хлопнул его по плечу.

– Ну не пиво, так не пиво, возьмем, как это по-русски… vodka. Real Russian vodka.

Дух ударил по струнам, хрустнул шеей, сделал печальный взгляд и обратил его в окно, наблюдая за проносящимся фейерверком, состоящим из тысячи разноцветных комет. Он запел о любви, и в песне его было всего три аккорда, а слов и того меньше, да и те на странном языке, ничего не имеющим общего ни с живыми языками, ни с мертвыми. Однако песня была точно о любви, это становилось ясно сразу по стеклянному взгляду и громко стучащему сердцу брата.

– Чай! Кому чай, свежий, горячий байховый чай со специями! – В проеме показался тучный проводник в синей форме железнодорожника и при бабочке. Бабочка смотрелась на его костюме нелепо, он и сам все время глядел только на нее, удивляясь, откуда она взялась.

– Чай, – повторил проводник, тряся пустым подносом. – Заказывайте, если будете. Отличнейший чай от известного чаепроизводителя господина Шворца.

– Мне, пожалуйста, чашечку, – попросил Вернон. – И без сахара. И без специй, хотя палочку корицы можете оставить, очень я люблю корицу. И гвоздику. Две-три горошины.

– Мне обычный, две ложки сахара, без говенных приправ, – буркнул Дух, и продолжал петь.

– И мне без приправ, – быстро сказал Шилов. – Но с лимоном. С долькой.

Проводник кивнул и убежал в конец вагона, выкрикивая: чай, кому еще чай!

– Раз пьянствовать не хотите, будем чаи гонять, – грустно сказал Вернон. – Забавная вещь: путешествую в одном купе с русскими, и мне еще приходится заставлять их выпивать. Кому расскажу – не поверят!