Александр Житинский - Потерянный дом, или Разговоры с милордом

– Ах, вот как?! – по-бабьи закричал Мишусин.

– Вон! – указал на дверь автор.

– Нет-нет, только не в дверь, – покачал головою милорд. – В окно, я вас умоляю!

Автор ринулся в комнату и мигом распахнул створки окна. Мистер Стерн весьма ловко ухватил литератора – одной рукою за шиворот, а другою – за штаны на заднице, и с большим проворством буквально поднес его к распахнутому окну. Мишусин верещал, дрыгая ногами в воздухе. Однако соавторы, не снижая скорости движения и даже не раскачав грузное тело, с маху выбросили его головою в окошко под радостный вопль кота Филарета.

Мистер Стерн вытащил из кармана носовой платок и тщательно вытер руки.

– Какой у вас этаж? – поинтересовался он.

– Первый, – ответил сочинитель.

– Жаль. Он так и не смог испытать радость полета.

За окном раздавались крики Мишусина и его угрозы. Хлопнула дверца «Жигулей», и мотор унес литератора к горящему сценарию.

Соавторы остались одни. Сочинитель внезапно испытал робость. Как-никак судьба и собственная фантазия оставили его наедине с классиком мировой литературы!

– К делу, сударь, – начал мистер Стерн. – Как видите, мне пришлось прибегнуть к крайним мерам, чтобы спасти наш роман. По-моему, ему грозит большая опасность.

– Вы правы, милорд… – сокрушенно ответил автор.

– Наш герой вызывает глубокие опасения. Он неудержимо катится вниз, теряет себя…

– Уже потерял, – вставил сочинитель.

– Как так?

– То есть я его потерял.

– Не понимаю. Объясните.

– Ах, милорд, в этом-то все и дело. Евгения Викторовича уже нет в моем романе.

– Как нет? Он погиб? Вы убили его? – милорд был не на шутку взволнован.

– Не знаю, – пожал плечами сочинитель.

– Несерьезно, сударь! Отвечайте, куда вы дели Демилле?

– Понимаете… Герой догнал автора во времени.

– Не понимаю.

– Садитесь, я объясню вам, – сказал сочинитель, указывая соавтору на кресло и устраиваясь напротив в таком же. – Вы знаете, что я начал сочинять это произведение чуть позже, чем произошло событие, давшее толчок роману. Таким образом, мое реальное время, в котором я жил и сочинял, все время находилось впереди романного. Я разглядывал события с высоты небольшой исторической перспективы в несколько месяцев. Однако вскоре романное время потекло быстрее – кстати, благодаря вашему отсутствию, милорд! Я уже не тратил страниц на описание наших разговоров, не имеющих касательства к сюжету, герои неудержимо настигали меня, и вот вчера произошло непоправимое – романное и реальное время совпали!.. Я закончил главу о Демилле в тот самый миг, когда Евгений Викторович рухнул на рельсы перед приближающимся трамваем. Дальше я ничего не знаю о герое. Что он делает сейчас – для меня загадка. Я в полном отчаянии!

– Кажется, я прибыл вовремя, – заметил милорд, внимательно разглядывая соавтора.

– Подскажите, что мне делать? – попросил он.

– Дорогой ученик, но у вас есть, помимо Демилле, целый кооперативный дом со всеми жильцами. Пишите о них. Там хватит материала, уверяю вас…

– По правде сказать, увлекшись героем, я выпустил из внимания кооператоров. Не знаю, право, не знаю, что у них там происходит сегодня…

– Но у вас есть возможность узнать.

– Каким образом? – не понял сочинитель.

– Вернуться туда, осел вы эдакий! – вскричал мистер Стерн, вскакивая с кресла и начиная напоминать автору того темпераментного собеседника, с которым у него частенько возникали перепалки.

Признаться, автору не приходил в голову этот естественный путь. В самом деле, что мешает ему возвратиться в собственную квартиру, где он прописан? По всей видимости, он страшился встречи с майором Рыскалем, который непременно узнает о романе и может счесть его за разглашение…

К сожалению, летописцы нынешних времен редко удостаиваются почестей. Рисуемые ими правдивые картины почему-то отказываются признать правдивыми, и лишь по прошествии времени свидетельство летописца может быть признано истинным. Кроме литературной дерзости, от автора требовалось немалое гражданское мужество, чтобы окунуться в гущу описываемых событий, стать полноправным персонажем собственного романа.

Но не только эти соображения занимали сочинителя.

– А что мне прикажете делать с вами? – спросил он соавтора не совсем учтиво.

– Я поеду тоже. Мне крайне любопытно.

– А прописка?! – вскричал автор. – Держу пари, милорд, что ни одному из моих соотечественников никогда не доводилось прописывать у себя иностранных классиков, прекративших бытие два века назад!

– В чем же сложность? – спросил милорд.

– В отсутствии паспорта и полной невозможности его получить.

– Почему?

– Кроме меня, некому удостоверить вашу личность.

– А Мишусин?

– После того, как мы с ним обошлись?

– А Свифт, Смоллет, Филдинг?

– Для нашего паспортного стола свидетели эти столь же ненадежны, сколь и эфемерны.

– Что же делать? – растерялся милорд.

– Понадеемся на случай, – ответил сочинитель, и забавная мысль мелькнула у него в голове. – Кстати, как звали вашего папу?

– Сэр Роджер.

– Значит, русский эквивалент… Родион? Вы не возражаете?

Милорд лишь пожал плечами, давая понять, что он не желает участвовать в обсуждении никчемных вопросов.

Через час соавторы уже ехали в трамвае, приближаясь к дому на Безымянной. Автор держал на коленях пишущую машинку и портфель с черновиком, сидевший рядом милорд не выпускал из рук корзину с Филаретом. Пушистый хвост кота торчал из корзины, как диковинный цветок.

Понятно волнение, с каким подходил сочинитель к своему брошенному жилищу. Со времени его бегства дом так удачно был вписан в систему старых домов, что найти его оказалось делом нелегким. Автор невольно вспомнил о Демилле, втайне ему посочувствовав, ибо теперь, без поддержки сочинителя, Евгению Викторовичу трудненько будет отыскать этот подштукатуренный и подкрашенный под старые здания фасад. Впрочем, Бог с ним, с Евгением Викторовичем! Теперь надо было думать о себе.

Автор повернул ключ в замке, толкнул дверь и… застыл на пороге своей квартиры, пораженный разгромом внутри. Повсюду валялись пустые бутылки, постель была грязна и всклочена, мебель перевернута… По счастью, не были разворованы книги, по крайней мере, на первый взгляд. Сочинитель испытал досаду на себя: живописуя ужасы кооперативной жизни последних месяцев, он не пощадил и своей квартирки, заселив ее преступным элементом, и вот теперь вынужден был расплачиваться за халатность воображения. Что стоило заселить собственную квартиру хотя бы нуждающимися студентами! Но нет, не догадался.

– Гиперболы и метафоры мстят сочинителю, – заметил милорд, осматривая интерьер.