Александр Житинский - Потерянный дом, или Разговоры с милордом

Рыскаль отложил кисть, вышел в прихожую, снял треуголку.

– Пройдемте, – сказал он, кивнув в сторону жилых комнат.

Только там, увидев на спинке стула милицейский китель с погонами майора, молодые люди уверовали.

– Мы слышали, вам дворники требуются, – сказал один.

Рыскаль оценивающе оглядел их. «Эти? В дворники? Не верится…» Он привык встречать подобный тип молодых людей во время массовых скоплений у концертных залов, когда выступает зарубежная звезда, или же на неуловимом «черном рынке» книжников, с которым Рыскалю пришлось изрядно повозиться в свое время.

– Ваши документы, – сказал он.

Молодые люди выложили на стол паспорта и трудовые книжки. Рыскаль уселся за письменный стол, надел очки.

Та-ак… Оба прошли армию… Это хорошо… Сергей Сергеевич Храбров, 1950, русский, среднее… это хорошо… беспартийный… это плохо… первая специальность после армии – шофер… это хорошо… что же он столько работ поменял? Плоховато.

Второй – Александр Николаевич Соболевский, на два года младше, после армии работал лаборантом, подсобником, стрелком ВОХР, монтажником, грузчиком… Живого места в трудовой книжке нет!

Последняя профессия обоих одинакова: операторы котельных установок. Проще говоря, кочегары.

Что же? Летуны? Не хватало ему летунов здешних, кооперативных! С другой стороны, не за рублем, видно, гонятся. Тогда за чем же?

– Вот что, ребята, выкладывайте, – сняв очки, сказал Рыскаль. – Почему идете в дворники?

– У нас любой труд почетен, – хитровато улыбнувшись в усы, ответил Храбров.

– Я знаю, – кивнул Рыскаль. – И все же. Почему не учиться? Почему не на завод?

– На заводе работать надо! – донесся из соседней комнаты голос Веры Малининой. Рыскаль встал и прикрыл дверь.

– Мы пишем, – покраснев, сказал Соболевский.

Его приятель недовольно взглянул на него.

– Он шутит.

– Ничего не шучу. Он пишет прозу, я – стихи.

– Как-как? – не понял Рыскаль.

– Да не слушайте его, товарищ майор! Мы прирожденные дворники. У нас призвание такое! – заволновался Храбров.

– Не может быть такого призвания, – подумав, сказал Рыскаль.

– А вот тут мы с вами поспорим, товарищ майор! – Храбров освоился, придвинул стул, сел. – А призвание милиционера может быть?

Рыскаль снова подумал, ответил честно:

– Пожалуй, тоже не может.

– Однако вы же милиционер.

– Так сложилось. Я столяром хотел быть. Краснодеревщиком.

– Ну вот! И у нас так сложилось. А вообще мы хотели быть писателями, – вздохнув, признался Храбров.

И тут вдруг перед мысленным взором майора возникла пустая стена штаба, а на ней, точно волшебный цветок, распустилась всеми красками стенная газета. Ей-Богу, это мысль!

– Стенгазету будете делать? – спросил он.

– Какую? – опешил Храбров.

– Здешнюю. Кооперативную.

Писатели переглянулись.

– Будем, – сказал Соболевский.

– Ну вот и хорошо. Нам летописцы свои нужны. Пишите заявления.

Заявления были написаны мигом, на обоих появились резолюции: «Прошу оформить. Рыскаль», молодые люди получили ключ от квартиры дворников и отправились прямо туда – разгребать перенесенный Рыскалем инвентарь.

Так в нашем кооперативе появились сразу два писателя взамен одного, сбежавшего по крышам. Свято место пусто не бывает.

К полуночи комнатка штаба преобразилась. Влажно пахло наклеенными обоями, паркетный пол сиял лаком, плинтусы были аккуратно покрашены, окна и двери ослепительно белы.

У Рыскаля на душе все пело, да и женщины не скрывали радости. Маленький зародыш порядка и счастья в кооперативе, созданный своими собственными руками, словно намекал на перемены к лучшему. Верилось, что этот зародыш вскоре обрастет другими прекрасными помещениями под заботливыми руками кооператоров, как обрастает кристаллами крохотная затравка, опущенная в раствор.

Впрочем, до этого было еще далеко.

А пока перед Рыскалем во весь рост встала главная проблема, требующая незамедлительного решения. Она была трудна и неприятна. Это была проблема антисанитарии.

…О, как хочется писать о Прекрасном! О цветущих лугах, березовых рощах, быстроводных реках; о грибных прогулках и тетеревиных токах; о целомудренной любви, детских ручонках, мудрых стариках и всепрощении; о производственном плане, трудовом энтузиазме, полетах в космос; о человеческом разуме, наконец, о добре и зле. Неужто мне всю жизнь рыться в грязи? Какие слова нашли бы мы с милордом вместе или каждый в отдельности, если бы живописали восходы и закаты, океанские волны, перистые облака и горные гряды! Но если мы хотим оставаться реалистами – а мы хотим, не так ли? – то нам никуда не деться от того, чтобы хотя бы краем страницы не задеть тех повседневных и – увы! – неаппетитных вещей, с которыми городской человек сталкивается каждый день. Пускай наши прелестные читательницы зажмут пальчиками носы, ибо мы намерены завести разговор о канализации, фановых трубах, мусоропроводах, баках с отходами и помойных ведрах.

Тем не менее, от этого никуда не деться. И те же прелестные читательницы, если они не ханжи, первыми упрекнут меня в отходе от реальности, если я сделаю вид, что такой проблемы не стояло перед жильцами нашего многострадального дома. К несчастью, она была!

Оказалось, что отсутствие электричества, воды, газа и телефонной связи, обнаруженное по пробуждении на новом месте, никак не может сравниться с прекращением удобств, под коими традиционно понимается сами знаете что. И если времянки, то есть временные ответвления от главных сетей электричества, газа, воды и связи, могли быть созданы – и были созданы! – в самое короткое время, то восстановить канализацию оказалось не просто.

Я не буду вдаваться в инженерные подробности. Каждый сам понимает, что такое канализационная труба. Во-первых, она огромного сечения. Во-вторых, связать воедино фановые стояки в каждом подъезде без земляных работ и разрушения кирпичной кладки первых этажей – невозможно. Водопроводную трубу ничего не стоит согнуть, сварить в любом месте, но труба фановая – особая труба. Потому уже к понедельнику требовалось принять срочные меры.

Дело в том, что поданную воду нельзя было направлять в квартиры, ибо ее некуда было сливать. Посему ограничились установлением водоразборных кранов в каждом подъезде, в закуточках первых этажей, что рядом с лифтами. Везде, где можно было – в лифтах, на лестничных площадках, на дверях подъездов – по указанию Рыскаля вывесили объявления о категорическом запрещении пользоваться ваннами, раковинами и унитазами, во избежание полного засорения стояков. Жильцы срочно обзавелись ведрами и дачными умывальниками; вообще, жизнь неожиданно стала напоминать дачную, если иметь в виду неудобства дачной жизни. Во дворе соседнего дома, что через Подобедову, рядом с загородкой для мусорных баков, соорудили временные деревянные туалеты. Рыскаль выбил экскаватор, который вырыл необходимой глубины яму, а бригада плотников довершила остальное. Тут же поставили в ряд несколько больших резервуаров для помоев и дополнительные баки для сухого мусора. Излишне говорить, что жильцы соседнего дома восприняли это как надругательство и, не мешкая, повели отчаянную войну с новшествами, пользуясь всеми средствами.