Фёдор Крашенинников - После России

– Ты что, собираешься погибнуть за евросоюзников, да? Героем хочешь стать? Генералом, блядь, Власовым? Сдавайся, всё будет кругло. Иначе я тебе всё припомню, публично судить будем, понял?

– Самого тебя судить будут, понял? Не таких ломали! Пошёл нахуй, пидор сраный! - Яхлаков бросил трубку. Его трясло.

«Надо драпать! Сейчас! Немедленно! К своим!», - эта мысль, последние дни маячащая на заднем плане, вдруг заполнила всё сознание. Тогда он даже не обратил внимания, что своими - окончательно и навсегда - для него стали европейцы и американцы, украинцы и казахи, все те, кто готов был встать на пути его недавних товарищей из Рязанского ОПОНа.

Над городом летали вертолёты, связь не работала. Под окнами Управления полиции начала собираться толпа, мелькнул трехцветный флаг со споротым гербом Русской республики. «Так, хватит героизма!», - Яхлаков допил стакан виски и в полузакрытую дверь крикнул: «Собираемся быстренько! Машину готовьте!». Послышался топот, Сергей зашёл в комнату отдыха, остановился перед шкафом и задумчиво поскрёб заросший подбородок. Потом снял пропахшую бессонницей и ужасом форменную рубашку, измявшиеся брюки и обтёрся полотенцем. Извлёк из шкафа свою парадную форму с медалью «За службу Русской Республике» и запасную белую рубашку, ещё пахнущую покоем и благополучием. «Суки драные, я вам покажу ещё, я ещё вернусь!», - подумал он, затягивая галстук и поправляя аксельбанты. По ощущениям, бриться времени не было. Он кинул в портфель свёрнутые джинсы и клетчатую рубашку, натянуто улыбнулся своему отражению и вышел из комнаты отдыха.

…Когда из ворот Управления выехали три машины - чёрная «бэха» начальника полиции и два «хаммера» с мигалками - толпа перестала галдеть и замерла. Парадная дверь управления открылась, и из неё вышел Яхлаков. Он был в парадной форме и с небольшим портфелем в руках. Оглядев толпу, он неспешно бросил портфель на заднее сидение, а потом, нарочито расслабленной походкой, приблизился к толпе. Два напряжённых спецротника последовали за ним, боязливо целясь в толпу автоматами.

– Что такое, граждане? Что за собрание такое? - прохрипел он. Спохватившись, прокашлялся и продолжил общение с народом нормальным своим голосом: - Какие-то вопросы есть? Ждём кого-то? Люди молчали, боязливо глядя на дула автоматов.

– Расходитесь по домам, граждане! Не верьте вражеской пропаганде, правительство Республики уже взяло ситуацию под контроль! - зачем-то сказал он.

Над площадью пролетел вертолет. Яхлаков, пригнувшись, побежал к машине, за ним затопали спецротники. «Трогай!», - прокричал он, запрыгнув в прохладное нутро лимузина. Захлопывая дверь, он услышал свист и какие-то крики.

…Последующие дни бегства запомнились ему плохо. Хаос накрывал губернию за губернией. В Нижнем Новгороде, куда он добрался уже в кузове грузовика в обществе таких же как он мрачных и злых мужиков, надо было определяться: лететь в Казахстан или контролируемые им территории Оренбуржья, Калмыкии, или на Урал. Или в другую сторону, в Украину или вообще в Питер или Архангельск. Европа самолёты не принимала, исключение было сделано только для европейских авиакомпаний, срочно вывозивших граждан Европейского Союза, имевших легкомыслие оказаться в эпицентре политического урагана.

По ряду причин было принято решение лететь в Екатеринбург, а дальше пробираться во Владик. Возможно, это решение спасло им жизнь. Лайнер с кучей всякого народа вместо Питера сел в мятежной Рязани. Между прочим, нижегородский губернатор вместе с начальником полиции тоже летели в этом самолёте. Судьба их была печальна…

…В Екатеринбурге прилетевших довольно долго допрашивали, вывезя под конвоем в какую-то заброшенную промзону, спешно оборудованную под лагерь беженцев. К Яхлакову вопросов было немного, после второго допроса его переправили в пансионат на берегу одного из челябинских озёр. Там он пришёл в себя, и даже, к своем удивлению, дозвонился до тёщи. Марина Витальевна скороговоркой доложила, что у Маши всё хорошо, что она уехала к тётке в глухую деревню, потому что его, Яхлакова, все ищут, а губернатора Берёзина увезли в тюрьму. Борейко, говорят, поймали и расстреляли. Оплакивать начальника губернской тайной полиции Яхлаков не стал, хотя судьба коллеги, конечно, вогнала Сергея в глубокую задумчивость. На всякий случай он не стал рассказывать, проводившим опрос офицерам, о своём высоком звании. Во время бегства он решил, что в случае весьма возможной встречи с пироговскими спецслужбистами удобнее прикинуться рядовым, а в случае победы он всегда сможет доказать свои прошлые заслуги.

…Сергей Яхлаков стоял на плацу в новенькой форме с нашивками Добровольческого корпуса им. Б.Н.Ельцина и слушал выкрики долговязого агитатора. Будущее было туманным, но явно пахло кровью. Русской кровью. И он вполне был готов проливать её под любыми знаменами. Рассуждать о причинах и следствиях ему точно не хотелось, для себя он придумал объяснение: такова его судьба, судьба человека.

…Коммуникатор включился и голосом секретарши Машеньки громко закричал:

– Сева, балбес, быстро в редакцию! А лучше сразу вали к Водянкину, он тебя ждёт, там что-то суперважное! У тебя максимум сорок минут времени!

Вот самое гадкое в оставлении случайной женщины дома - это необходимость как-то тактично от неё избавляться утром, потому что надо идти на работу, да и вообще, хочется как-то войти в новый день и не заморачиваться проблемами дня ушедшего. «Вечность - это время между тем, когда ты кончил, и когда она ушла», - вспомнил Сева какой-то древний анекдот и отправился умываться, решив пренебречь бритьём.

Челябинская звезда нарочито-сонным голоском пыталась изобразить маленькую девочку, но этот образ больше не был востребован циничным потребителем. Утро было безжалостно и однозначно свидетельствовало: малышке в любом случае больше двадцатипяти, и опухшее сонное лицо менее всего вызывало чувство умиления, на которое рассчитывала его обладательница. «Меня срочно вызывают к Водянкину! Вот что за люди!», - в слух расстраивался Сева, разглядывая свою опухшую физиономию.

Провозившись со сборами и выпроваживанием случайной любовницы, Сева едва успел вбежать в приёмную Водянкина ровно в том момент, когда хозяин кабинета попросил запустить журналистов. Кроме Севы, в кабинет вошли телевизионная группа Всемирного Уральского Телевидения и это могло обозначать только одно: запуск какой-то очередной сенсации.

Водянкин проводил их в комнату отдыха, расположенную за аскетически обставленным безликой мебелью кабинетом. Там уютно пахло коньяком и спокойствием, а за изящным столом обнаружился здоровенный коротко стриженный детина в новенькой военной форме. Удивительны в нём были две вещи: фантастический загар, ровный и глубокий, какой возможен только от постоянного пребывания на солнце, и синяя нашивка с надписью «Добровольческий корпус им. Б.Н.Ельцина». Про такой корпус Сева ничего не слышал, и прилив любопытства окончательно разбудил его.