Андрей Лазарчук - За право летать

Это был самый странный момент в сегодняшнем разборе боя – безусловно, успешного и героического… хотя успех скорее всего принадлежит в большей степени чуду, чем превосходству оружия или пилотов… а итог отягощен тем, что в трюмах крейсера томилось двести тридцать два (а если по правде – то двести тридцать четыре) человека, из них одиннадцать детей. Это пилот узнает рано или поздно… но не сейчас. И не завтра.

Информацию о том, что пилот совершил перед боем одно странное, граничащее с нарушением полетного задания действие, предоставили марцалы. Они якобы считали её с остатков обгоревшей корабельной обшивки. Адам многое бы отдал за подобное умение. Но земная техника – а правильнее сказать, техника, производимая на Земле, – пока ничего такого делать не позволяла, а торсионные детекторы марцалы производили только у себя… или покупали где-нибудь на галактическом черном рынке, иногда с раздражением думал Адам; поведение союзников и покровителей не всегда было логичным, хотя неизменно доброжелательным. Как бы доброжелательным…

С каких пор он перестал доверять марцалам? Нет, не то чтобы совсем перестал, но – усомнился? Вроде бы ничто не склоняло к этому. Однако же… Однако.

А главное – не с кем поговорить об этом. И это тоже странность, не находящая объяснения. Почему он так истошно уверен, что его не просто не поймут, а даже не станут слушать? Ведь не пробовал ни разу… И никто не пробовал с ним заговорить об этом. Марцалы были вне обсуждений. То есть не совсем так… Он сам путался в своих сомнениях.

– …посмотреть… – сказал Санька, улыбнулся и на миг стал мальчиком. – Смешно… без ничего… не поверил…

Потом он откинулся на подушку, отвел глаза и снова стал стариком. Больным избитым стариком. Седой ежик, дряблые щеки, тусклые запавшие глаза под сухими тонкими веками, и даже синяки не набрякшие, а наоборот…

– Ты снял шлем, чтобы увидеть что-то? А шлем мешал?

– …ну да…

Сзади на плечо Адама легла рука врача.

– Пойдемте. Нельзя больше.

Адам встал. Из палаты он выходил как-то боком…

– А вы спорили, – сказал врач.

Адам оглянулся на дверь.

– Что дальше? – спросил он.

– Пойдемте в кабинет, – сказал врач. – Там и поговорим. Вы курите?

– Нет.

– Не будете возражать?..

– Нет.

В кабинете на стене висела картина: печальный Пьеро в позе тореро, готовится нанести удар. Трибуны орут. Быка не видно.

– Хотите коньяку? – спросил врач, Адам покачал головой:

– Мне отсюда к начальству… Кофею, случайно, нет?

– Растворяшка – вон там, в шкафу, берите сами. Чайник…

– Ага, все вижу… А какого-нибудь аспирина?

– Голова?

– Слабое место. Плохо переношу смену климата.

– Откуда вы сейчас?

– Из Бейрута.

– Смотрю, загар не наш.

– Ну, ещё бы… – Адам положил в белую со щербиной кружку три полные ложки кофейных гранул и пол-ложки сахара, плеснул немного кипятка, размешал. Поднялась светло-коричневая пена.

Доктор достал из ящика стола сигареты и белый пластмассовый пузырек.

– Вот аспирин, возьмите…

– Спасибо. Так что вы мне скажете о перспективах парня?

– Надо ждать кризиса. Еще два-три дня. Потом… что-то решится. Я надеюсь все-таки, что он выкарабкается. Не понимаю, как это могло получиться, но у него очень незначительные соматические повреждения. Корабль вдребезги, а пилот цел… Вы понимаете, что такое – соматические?

– Телесные, – перевел А там. – Я встречал это слово в старинных книгах.

– Что?

– Не обращайте внимания, это я так… Значит, есть шансы, что он оправится?

– Я не сказал: оправится. Я сказал: останется жив. Может быть, даже сможет работать. Частично восстановится интеллект… Впрочем, детали будут ясны ещё не скоро.

Адам закусил губу.

– Мне нужно как-то узнать, с чем они встретились там, наверху. Там было что-то новое, неизвестное. Что-то совсем новое…

Доктор молча курил.

– У него девяносто восемь процентов износа, – сказал он наконец. – Это условно, конечно, в цифрах такое не определить… Послушайте, – он в упор посмотрел на Адама, – как вы можете – детей, наших детей?..

– Вы же сказали, у вас нет…

– Я не об этом!..

– Не знаю, – сказал Адам. – Иногда мне хочется застрелиться.

– И тем не менее вы не стреляетесь, а продолжаете посылать их на смерть? Или вот на это… – Доктор мотнул головой. – Еще не известно, что лучше: сдохнуть сразу или…

– Я бы предпочел сразу, – глухо сказал Адам. – Только я все равно не буду оправдываться, не ждите.

– Да я и не жду… нужны мне ваши оправдания… – Доктор прикурил от окурка новую сигарету и затянулся изо всех сил. – Что, действительно нет другого способа?.. – спросил он через минуту и совсем другим голосом.

Адам молча покачал головой. Повисла долгая тишина.

– Проклятая жизнь… – выдохнул наконец доктор. – Почему я должен выживать такой ценой? Может, лучше – просто взять и лапки кверху?.. Ведь что мы знаем об этой Империи?

– Достоверно – ничего, – сказал Адам. – За исключением того, что мы зачем-то им нужны. В не очень больших, но заметных количествах. Известно, например, что с Земли в две тысячи втором, за год до открытого вторжения, вывезли как минимум двадцать тысяч человек. Сейчас им удается похищать едва по пять-семь тысяч в год…

– Ну, не едят же они людей…

– Вроде бы не едят… Но те, кого они вернули – а таких очень мало, – рассказывают жуткие вещи.

– Это-то я знаю…

– Меня ведь в свое время чуть не утащили, – сказал Адам. – Вернее сказать, меня они почему-то не взяли. Уволокли девушку, за которой я ухаживал… Впрочем, это я уже не о том.

– Ладно, – сказал доктор. – Что вам нужно узнать в первую очередь?

Вакуум был вязок, как глинистая грязь. Для нормального полета нужно было весло или хотя бы лопата. Санька с ненавистью смотрел на уходящих «Волков», до них было рукой подать, но он не мог открыть фонарь. Он посмотрел направо, на штурмана, и штурман точно так же посмотрел на него, и Санька понял, что это не штурман, а зеркало, зеркальная перегородка, и тот обтянутый сухой кожей череп с угольно мерцающими из глубоких ям глазами – это его собственное лицо, а за перегородкой прячется кто-то другой, по-настоящему страшный, он даже знал, кто именно и зачем под правой рукой вот эта огромная красная кнопка, по которой нужно бить кулаком или локтем, и немедля он ударил по этой кнопке, она разлетелась холодными искрами, и ничего не произошло… нет: зеркало беззвучно тряслось, и содрогалось, и темнело, как будто плавясь с той стороны, а потом вспучилось огромным неровным пузырем, отражение стало совсем маленьким и неправильным, и рядом с собой Санька рассмотрел ещё кого-то, но кого – не успел узнать, потому что стена раскрылась и в клубах черного огня, волоча за собой какие-то хвосты и цепи, шагнул к нему Тот, На Кого Нельзя Смотреть, и Санька повернулся и побежал, не выпуская из руки чью-то маленькую ручку, он знал, что не успеет, но все равно бежал…