Ира Андронати - Малой кровью

Кровать была широкая, но слишком мягкая, а то и дряблая, и Юлька чувствовала себя совершенно разбитой. Затекли руки, ноги, правый бок и даже щека. Несколько минут, пока кровообращение не пришло в норму, Юлька лежала, потягиваясь и разминая непослушное тело — и рассматривая комнату, где ей пришлось прервать бег.

Симпатичный номер. Она уже привыкла к тому, что в Америке все удобное и одинаковое, удобно-одинаковое, одинаково-удобное… Здесь было иначе: высокая, очень длинная и очень узкая, как троллейбус, комната с огромным окном во всю длинную левую стену; за окном шла галерея, или балкон, или как-то еще называется — в общем, что-то, куда, по идее, можно было бы выйти при наличии двери; но двери не было. Над окном свистел кондиционер, светлые шторы полураздвинуты, одежда валялась на полу, и чехол с винтовкой криво стоял в углу. За белой скользящей дверью, закрытой не до конца, тихо булькала вода.

Постель пахла хвоей.

Наконец Юлька сползла с кровати и поковыляла умываться…

Герцогство Большой Южный Паоот, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 16-й день лета

В период увлечения йогой (ну, был у него такой период, был; еще были занятия у-шу, философией дзен и нырянием без акваланга; много чего было) Денис однажды не ел семнадцать дней. Ведя при этом самый активный образ жизни. Когда это?.. в ноль восьмом… или девятом. Не важно. Главное — не паниковать. Есть вода, есть соль. Здесь тепло. Двадцать дней продержаться в полном сознании — можно. За двадцать дней может измениться все.

Он думал так, осторожно подстругивая «на карандаш» прутья решетки. Соблазн рубануть он тщательно преодолевал, поскольку понял, как именно бедняга австралиец — или кто он там? — утратил инструмент. Отдачей от удара ему отсушило руку, а прут, не перерубленный до конца, спружинил. Он нашел эту глубокую зарубку, когда взялся за решетку сам. Денис на всякий случай обмотал рукоять ножа шнуром и сделал петлю, чтобы захлестывать запястье — наподобие как у казачьей шашки, — но все равно иррационально опасался нож уронить. Это была его своеобразная инверсия страха высоты: он не боялся упасть сам, но боялся, что что-то выскользнет из рук и улетит вниз. Так что лучше потратить время… благо его достаточно. Более чем достаточно.

Надо было перерезать четыре прута, каждый толщиной четыре сантиметра. Восемь разрезов. На первый ушло полчаса. На второй и следующие — немного меньше.

Он заканчивал восьмой разрез, когда наверху грохнул мощный взрыв. Ударило в уши, перепонки вдавило, и все заполнил металлический звон.

Надо было взлететь на три лестничных марша, пробежать закрытую галерею, пересечь «колонный зал», снова взлететь по лестнице…

Эстакада была затянута густым едким дымом с запахом жженой резины. Что-то горело у входа в туннель. Слышны были выстрелы, но не было свиста и ударов пуль. Денис распластался на эстакаде, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь дым, хотя это было нереально. Во всяком случае, пока ясно одно: внутрь никто не вошел.

Едва Денис подумал так, как у входа, там, где горело, послышался протяжный стон. А потом кто-то зашевелился…

Денис едва сдержал выстрел. Почему-то сдержал.

Вместо этого он пополз по эстакаде. Дым драл глотку. Пришлось закрыть глаза.

Почти на ощупь Денис нашел раненого, ухватил его за обрывки одежды и поволок за собой, подальше от ядовитого дыма.

Для чапа он был слишком легкий…

В общем, пленник был точно не чап. Потому что не бывает чапов-негров. Но одет он был по-крестьянски. И под носом его белели вислые крестьянские усы, выращивать которые надо не один год.

Еще у него не было ног. Похоже, взрывом их снесло под самые колени. Взрывом же запекло, запечатало сосуды, и обошлось почти без кровотечения. На всякий случай Денис наложил ременные жгуты — а то выбьет тромбы, и все тут будет в кровище, а на хрена? Но парень был не жилец, это точно.

Дым здесь, на эстакаде, понемногу рассеивался, уползал в сторону и вниз. Впрочем, увидеть хоть что-то сквозь трубу туннеля все еще было нельзя. А вдруг оно испортилось, подумал Денис, прибор-то ведь — в клочья. Но нет, это был просто дым, там что-то горело все сильнее и сильнее.

Ладно, будем надеяться, что пока не полезут.

Парень что-то промычал. Денис поднес к его губам флягу. Сначала вода лилась мимо, потом раненый со стоном сделал несколько глотков. На фиг я это творю, подумал Денис. Раненый открыл глаза. Они были мутные, но сквозь муть просвечивало багровое бешенство.

Глазами-углями он пристально и долго смотрел на Дениса, как бы запоминая. Из Дениса словно вынули все кости. Это был какой-то первобытный, протоплазменный ужас… Потом глаза закатились, остались только лиловые белки.

Дым валил уже черный, будто в туннеле жгли покрышки. Они меня выкуривают, как суслика, подумал Денис. Ну и хорошо, пока не прогорит, не полезут…

Они полезли — прямо из дыма. Трое. Три раза ударил автомат.

Потом Денис сделал то, что сам себе недавно запретил: выпустил еще одну пулю просто в туннель, не видя цели. Но — только одну.

И, помня, что в этом магазине осталось четыре или пять патронов, потянулся за новым. В этот момент безногий бросился на него.

Неделей раньше: герцогство Кретчтел, Сайя, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 10-й день лета

(примерно 19-20 июля)

Судя по ручному хронометру, миновал час Ворона, а посмотреть по сторонам — ночь себе и ночь. Скорее всего с моря нагнало тучи, тут бывает так, что весь день простоит темный, как поздние сумерки: не поверить, что день. Правда, случается эта тьма дневная преимущественно поздней осенью и ранней весной…

Две недели они отсыпались, отъедались, лечились, кому это требовалось — и постепенно примирялись с новым положением вещей. Охрана лагеря вела себя мягко, можно сказать, приветливо. Оружия экс-легионерам (а почему, собственно, «экс»?) так до сих пор и не выдали, но пообещали, что на позициях будет все и в изобилии.

Из тех, кто согласился продолжить службу, рядовых бойцов набралось примерно на пехотный батальон, офицеров хватало тоже, а вот сержантов можно было пересчитать по пальцам. Майор Ибрагимов, умница и интеллигент, умеющий это прекрасно скрывать и притворяться чугунным солдафоном, занят был тем, что по какой-то до предела спрессованной методике этих сержантов готовил.

Наниматели трясли мошной. Не то чтобы интенсивно, но заметно. Единственно, чего они не хотели делать, это повышать «гробовые» страховки — что, понятное дело, настораживало.

Кстати, Стриженову опять — без шума, без объяснений, извинений и прочего — заполнили не полковничью, а генерал-полковничью ведомость. Ему ни слова, и он ни слова. Этакая вот взаимная вежливость…