Ира Андронати - Малой кровью

Он потерял людей много больше, чем даже если бы просто отдал третью на растерзание, забыл про нее — но сделай он так, и его самого, и его солдат можно было вычеркивать из списка живых… нет, их не перебили бы, но просто перестали бы замечать.

Все легионеры это знали — потому и пошли…

Здесь, на Тироне, было так, и может быть, это было правильно. Он не знал.

И уже проанализировав расстановку сил и сообразив, что поставлено на карту (и ужаснувшись), Стриженов никак не мог найти ход «за белых»… и может быть, такого хода просто не существовало в природе…

Даже получив прямой приказ от командования, рота не могла уйти с позиций… потому что не могла. А судя по всему, никакого приказа и не будет.

И тут за пологом палатки внятно кашлянули, и голос Чигишева позвал:

— Товарищ полковник! Вас вызывает штаб! Я сейчас трубку дам, разрешите…

— Давай.

Чигишев, путаясь в змеящемся проводе, ворвался и подал. Полковник притронулся к золотисто-коричневой в прожилках пластмассе — настолько прочной, что нередко телефонная трубка и корпус оказывались единственными предметами, остававшимися. в целости после попадания бомбы в блиндаж. У пластмассы был один недостаток: ее неприятно было брать в руки и тем более подносить к лицу.

— Покковник Стъишеноф, сидесь адиюттант командера Тугхо. Софищиание наснащино на вошч тиртири рофно. Прикасс пониатен и принят?

— Понятен и принят, — сказал полковник по-чапски. «Вошч тиртири» означало «час соловья», то есть двадцать ноль-ноль по-армейски. Тот факт, что командир использовал гражданское обозначение часа, могло означать, что наспех введенная воинская дисциплина отменяется и возвращается повстанческая вольница (вкупе с ее жестоким и непреклонным кодексом чести). А могло и не означать… Он отдал трубку Чигишеву, попытался посмотреть на часы, усмехнулся. — Сколько сейчас?

— Девятнадцать сорок, товарищ полковник!

— Отлично. Ладно, ребята, договорим потом. Я тебя понял, Давид. Буду думать. Дима, штаны мне — и покажи, где тут можно отлить…

На совещании Тугхо, повстанческий генерал, принявший на себя командование после ранения старого Биоркха, сказал коротко: получены сведения разведки, что Дьявол Чихо около полутора часов назад спешно отбыл из действующей армии в тыл. Полковнику Стриженову приказываю: сформировать подвижную группу из отборных легионеров, просочиться сквозь боевые порядки мятежников, организовать преследование Чихо и уничтожить его на маршруте движения. Приказ ясен? К исполнению приступить немедленно.

На самом деле Пистухов никогда подрывником не был. Он просто назвался так, поскольку за взрывное дело шла хорошая надбавка. Весь же опыт его заключался в нескольких теоретических занятиях еще при прохождении срочной, больше десяти лет назад: Пистухов служил торпедистом на крейсере «Варяг».

Поэтому в первый момент, когда поручник (на самом деле, конечно, лейтенант, но в Легионе была традиция: по мере возможности использовать звания, которые приняты в тех земных армиях, где люди проходили службу) Булаховский призвал к себе шестерых оставшихся в строю минеров и подрывников и отправил их готовить к взрыву объект, Пистухов запаниковал, а потом решил: да ну, дурацкое дело нехитрое, — и в общем оказался прав. Всего-то требовалось скатать из омерзительно розового пластилина ком, плотно прилепить его к основанию ванны, воткнуть в пластилин тонкий, похожий на сигарету радиовзрыватель — и переходить к следующей ванне.

Всего ванн, заполненных темно-серой с просинью жидкостью, было, по прикидкам, больше пятисот. Под огромным куполом пахло машинным маслом, кислотой и железом. По зубчатым рельсам, проложенным над рядами ванн, катались тележки с манипуляторами. Время от времени манипулятор погружался в очередную ванну и выуживал из нее или винтовку, или, чаще, какую-то решетку примерно полметра на метр. Пистухов не сразу понял, что это патроны, соединенные между собой короткими тонкими стерженьками — наподобие деталек сборных моделей кораблей, какими он увлекался в детстве. Их у него было десятка два — в основном парусники и старинные пароходы…

В общем, все было бы неплохо, но розовая взрывчатка воняла. Воняла так, что время от времени приходилось делать передышку, дабы не начать блевать.

На минирование ванн ушло часа четыре. Теперь надо было что-то придумать с центральной колонной, играющей какую-то чрезвычайно важную роль и сделанную, похоже, из цельной брони. К счастью, оказалось, что не все здесь такие же самозванцы, как Пистухов. Мрачный немец с шевроном рядового обошел несколько раз колонну, попинал ее ногой — и отправился к чапу, который был здесь главным при производстве. Тот выслушал немца, убежал куда-то — вразвалочку, но по чапским понятиям просто стремительно, — и вернулся с двумя десятками солдатских касок, связанных ремешками, в руках. Каждая весила почти по три килограмма, но он нес их так, будто каски были картонные. Немец сказал, что каски надо снаружи обмазать толстым слоем «пластилина» и прилепить к колонне у самого основания, с ним начал было спорить поляк, бывший на «гражданке» шахтером, но оказалось, что каски — только первый этап, а всего взрывчатки на это дело уйдет килограммов сто. Поляк подумал и согласился. Пистухов пытался волевым усилием заставить себя забыть о вони, но от этого розовая мерзость начал а смердеть только сильнее. Они укладывали уже последний слой, когда прибежал связной из штаба и распорядился: здесь остается один, остальные — по подразделениям.

Остался немец.

Когда Пистухов оглянулся в последний раз, тот сидел на корточках рядом с толстым розовым бубликом и ладонью оглаживал его — как скульптор оглаживает глину…

Некоторое время назад: вольный город Хайя, планета

Тирон. Год 468-й династии Сайя, 4-й день лета

Серегин думал, что люди вдовы придут ночью, но те не стали ждать — появились сразу после заката, едва они с Крошкой, расслабленно восстав с постели, сели ужинать. Был подан холодный травяной суп с вареными яйцами, маринованная рыба и кислый густой зеленый сок ягод су-вар, местной разновидности крыжовника, кусты которого, напоминающие плющ, обильно оплетали деревья и стены домов. Серегин только-только приступил к рыбе, как в дверь вежливо постучали…

Особняк вдовы Ракхаллы стоял на живописном островке, к которому вел подвесной мостик с разводной секцией; но Серегин с провожатыми подплыл к острову на роскошном паровом катере — из черного полированного дерева, с бронзовыми поручнями и прочей отделкой, с фигурной пушечкой на корме. Топили котел древесным углем и трескучими ароматными смолистыми чурбачками. Из трубы летели искры.