Вячеслав Шалыгин - Черно-белое знамя Земли

– Не на того нарвался. - Чжен подтвердил реплику неприличным жестом.

– Включите в список этикет и немецкий язык, - приказал помощнику Штейнбок.

– Я перегреюсь, профессор! - запротестовал Чжен. - Зачем мне немецкий? Разве в дальнем космосе будет мало «космического триязычья»?!

– Еще испанский и французский, - добавил Штейнбок. - Английский, китайский и русский используются в качестве «триязычья» лишь в более-менее приличных областях освоенного пространства, там, где федеральные чиновники имеют хоть какую-то власть. Дальше Грации, уж поверьте, Чжен, вас не поймут, если вы не добавите в свою речь хотя бы сотни немецких и трех сотен испанских слов. Первопроходцы - народ простой и суровый. Тех, кого они не понимают, они уничтожают на месте. А французский вам для комплекта. Скажите спасибо, что не добавил суахили и хинди.

– Спасибо! Лора, извини. - Чжен взглянул на сиделку с сожалением. - Шоу отменяется. У меня намечаются «месячные».

– Идиот, - едва слышно процедила медсестра и обиженно отвернулась.

– Ваш доступ к текстам и обучающим записям активирован. - Профессор подвинул по столу банку со странной надписью «изомероник». - Это вам вместо кофе. Экзамены по всем темам устроим перед началом четвертого этапа.

– И если я их завалю… - Чжен вопросительно уставился на профессора.

– Не завалите. - Штейнбок рассмеялся. - Это ведь ваши деньги. Хотя бы один прокол, и вы останетесь ни с чем. Контракт есть контракт, верно?

– Я знал, что вы сукин сын, профессор, - с такой же радостной улыбкой ответил Чжен. - Слишком мягко стелете.

– А вы думали, я расстанусь со своими деньгами без боя? - Штейнбок встал и протянул Чжену руку. - До завтра, герр Линфань. Надеюсь, завтра мы сможем поговорить о чем-нибудь вроде экономических показателей начала века или о новейших данных по структуре вещества темного гало нашей Галактики. На немецком языке. Да?

– Посмотрим. - Чжен хлопнул по ладони. - Будет день, будет пища…»

…На следующий день они действительно поговорили о многом и действительно на ломаном немецком. У Анжелы не было записи, но она знала это точно. Учитывая, что Чжен не имел склонностей ни к одному из предложенных Штейнбоком направлений, в том числе к языкам, результаты были более чем хорошими. И это при условии, что Чжен не бросался с головой в омут знаний, не прилагал титанических усилий, чтобы проникнуть за горизонты новых профессий, и вообще, штудировал материалы с ленцой и прохладцей в перерывах между кувырканиями в постели с Лорой. А немецкий, стыдно сказать, Чжену вообще «преподала» сиделка, страстно нашептывая всякий бред, пока изобретательный и неутомимый любовник трудился над уничтожением ее морального облика.

Тем не менее профессора уровень знаний Линфаня вполне устроил. Ближе к вечеру, изрядно утомившись от околонаучных бесед с пациентом, он пожелал Чжену дальнейших успехов и отправился к себе, а Линфань, естественно, снова запрыгнул в койку к Лоре и…

Ровно через сутки он сумел произвести на Штейнбока неизгладимое впечатление безупречным немецким, почти отличным испанским, глубокими познаниями в программировании и физике, несколькими шикарными дизайнерскими проектами собственной разработки и так далее и тому подобное. Профессор и его команда были просто в шоке от таких результатов.

Вот с того момента, когда закончилось бурное обсуждение успехов модификанта, и начиналась запись номер два, от третьего декабря 2196 года…

«… - Может быть, знания по одной из специальностей стоит углубить сразу? - предложил Людвиг.

– Нет, - усевшись в любимое кожаное кресло за письменным столом в своем кабинете, сказал профессор. - Окончательный выбор будет сделан, когда мы определимся с оптимальной личностной матрицей и внешностью нового Чжена. Скорость, с которой он усваивает знания и умения, невероятна, качество обучения тоже на высоте, так что, кем бы мы ни сделали его в дальнейшем, он будет высококлассным специалистом. И, заметьте, Людвиг, все его знания придут в новую личность из «прошлой жизни». То есть даже при большом желании он не сумеет вспомнить и проболтаться, где научился всему, что умеет. Прикрытие идеальное. Такую агентуру будет счастлива заиметь любая разведка за любые деньги.

– И вряд ли переплатит. - Людвиг кивнул. - Нам бы не продешевить.

– Я и не собираюсь. - Штейнбок поиграл автоматическим карандашом и загадочно усмехнулся. - Разве вы не заметили, Людвиг, что проект «Хартманн» подходит к завершению? То есть он будет реализован на год раньше намеченного срока. Понимаете, что это значит?

– У нас год форы. - Доктор поднял взгляд к потолку. - И это значит… мы можем использовать Чжена в своих целях целый год или… просто не предъявлять его никому и наделать еще два десятка таких «Чженов».

– В точку, Людвиг! - Штейнбок прицелился в помощника карандашом. - В обстановке, когда «Шанхайский проект» тоже близок к финалу, такой существенный скачок вперед нам очень и очень выгоден. Это просто чудо, что все настолько удачно сложилось. Мы сегодня же начнем проект «Хартманн-2» и сразу на шести столах.

– Но… нужны волонтеры и большое количество изомеров для начальных этапов модификации, - засомневался Людвиг.

– «Волонтеры» у нас есть. А изомеры им не нужны. Они уже готовы к модификации.

– На шести столах? - Людвиг встрепенулся. - Кажется, я вас понял! Уровень «минус девять»?

– Вот и отлично, что поняли, док. - Штейнбок приложил палец к губам. - Но все должно быть сделано в строжайшей тайне. Золотой Дракон наверняка имеет уши даже здесь. Если он почует опасность, нам несдобровать. Дракон готов к атаке, и ему не составит труда чуть подправить планы и начать свой великий поход с нашей лаборатории.

– А если так и случится? Если мы не успеем?

– Успеем. Нам потребуются семь-восемь суток. В воспоминаниях Чжена говорилось о ночи с двадцать четвертого на двадцать пятое. В ночь с 24 на 25 ноября ничего не случилось, значит, имелся в виду сочельник или вообще январь. Мы успеем, Людвиг. С нами Бог. Ступайте, готовьте лабораторию.

Когда доктор удалился, из смежной с кабинетом комнаты вышла Анжела. Она села на диванчик и закрыла лицо руками.

– Ты чудовищный лжец, Ганс.

– Не более чем другие, - равнодушно парировал Штейнбок. - Разница в том, что я лгу им, а они обманывают сами себя. Неизвестно, что хуже. Но ты не вправе обвинять меня, дорогая. Тебе я не лгу.

– Ты просто скрываешь половину правды. - Анжела опустила руки и с грустью взглянула на профессора. - Я так устала от всей этой нервотрепки, Ганс. От всех этих недомолвок, загадок и балансирования на грани закона. С тех пор, как ты занялся «Хартманном», наша жизнь превратилась в кошмар! Она лишилась главного - будущего!