Аластер Рейнольдс - Город бездны

Но вода успокоилась, и я снова увидел Рейвича.

А он меня — нет. Хотя мы стояли друг против друга, его взгляд еще не встретился с моим. Отведя глаза и продолжая наблюдать за ним боковым зрением, я сунул руку в карман, где должен был лежать мой пистолет с ледяными пулями, и едва не вздрогнул, обнаружив, что он все еще на месте.

Я отщелкнул рычажок предохранителя.

Рейвич стоял на месте, никак не реагируя.

Он был совсем близко. Что бы я не говорил Шантерель, но мне ничего не стоит угостить его пулей, не вынимая пистолета из сюртука. Если я выпущу в него три заряда, то смогу точно определить поправку на искажение, которую создавали два листа бронированного стекла и толща воды, и попаду наверняка. Но обладают ли ледяные пули достаточной начальной скоростью, чтобы пробить эту преграду? Трудно сказать. Полагаю, задача носила чисто теоретический характер. Проблема состояла в другом. Если я стрелял таким под углом, с какого мог попасть в Рейвича, на пути пули возникало дополнительное препятствие.

Я могу просто-напросто убить Мафусаила…

…или не могу?

Разумеется, могу. Проблема лишь в том, чтобы нажать на курок и вывести гигантскую тварь из того примитивнейшего состояния, в котором она в данный момент находится. Слишком просто, чтобы считать этот поступок злодеянием. Не более гнусное дело, чем, скажем, уничтожение некоего знаменитого произведения искусства.

Слепая серебряная чаша глаза Мафусаила снова приковала мой взгляд. Я ничего не мог поделать и невольно чертыхнулся.

— В чем дело? — Шантерель почти загородила мне обзор, едва я сделал шаг от стеклянной стены. Нас вновь окружала толпа, и люди вытягивали шеи, чтобы разглядеть легендарную рыбу.

— Я кое-кого увидел. На той стороне бассейна.

Пистолет уже показался из моего кармана. Сейчас любой зевака мог разгадать мое намерение.

— Таннер, вы с ума сошли?

— Весьма вероятно, и не в одном смысле, — ответил я. — Но боюсь, что это ничего не меняет. Я вполне доволен моей нынешней бредовой системой.

С этими словами я спокойно зашагал вокруг резервуара, ощущая, как металл пистолета влажнеет от пота, покрывающего мою ладонь. Сейчас я небрежным жестом извлеку оружие из кармана. Будем надеяться, что сторонний наблюдатель примет его за портсигар. Но это так и осталось намерением, потому что произошло нечто странное.

Я почти обошел резервуар.

Рейвича не было.

— Вы собирались кого-то убить, — сказала Шантерель, когда мы возвращались домой. Ее фуникулер, раскачиваясь, пробирался сквозь мозговую коралловую поросль Кэнопи, усеянную искрами фонарей, далеко внизу под которой темнел Малч, лишь кое-где отмеченный россыпью очагов.

— Простите, что?

— Вы почти вынули из кармана пистолет, как будто хотели им воспользоваться. Не для угрозы — как это было, когда вы показывали его мне, — а так, словно готовы были не моргнув глазом нажать на курок… В общем, подойти к кому-то, пустить в него пулю и уйти прочь.

— Кажется, лгать не имеет смысла?

— Вам придется быть откровенным, Таннер. И кое-что мне рассказать. Кажется, вы считаете, что правда мне не понравится, — она слишком усложнит дело. Поверьте мне — ситуация и без того сложна. Вы готовы чуть-чуть приподнять маску? Или будем продолжать игры?

Недавний инцидент все еще не выходил у меня из головы. Я видел лицо Арджента Рейвича. Он стоял всего в нескольких метрах от меня, в людном месте.

Неужели все это время он меня видел? Неужели он оказался гораздо умнее, чем я предполагал? Он узнал меня и сбежал, пока я обходил резервуар с Мафусаилом. Я был слишком сосредоточен на мысли о стоящем у стекла Рейвиче, чтобы обратить внимание на недавно ушедших людей. Да, это вполне возможно. Но если допустить, что Рейвича заранее предупредили о том, что я здесь, возникает ряд куда более неприятных вопросов. Если он увидел меня, то зачем остался? И почему так легко позволил себя увидеть? Ведь в тот момент я даже не разыскивал его. Я просто осваивался в новой обстановке перед тем, как раскинуть свою ловчую сеть.

И еще. Прокручивая в голове этот эпизод — несколько секунд, которые прошли с того момента, когда я увидел Рейвича, до его исчезновения, — я вспомнил нечто очень важное. Тогда я кое-что заметил — вернее, кое-кого. Но отмахнулся от этого ощущения. Я был слишком сосредоточен на том, чтобы сделать выстрел.

Я увидел за стеклом еще одно лицо — еще одно знакомое мне лицо, совсем рядом с Рейвичем.

Она изменила раскраску, но строение лица так быстро изменить невозможно. Я очень хорошо знал это лицо.

Зебра.

— Я еще жду, — проговорила Шантерель. — Но ваша мрачная мина начинает меня раздражать. Как и ваше многозначительное молчание.

— Извините. Дело в том, что… — я непроизвольно улыбнулся. — Мне подумалось, что вы можете проникнуться ко мне излишней симпатией.

— Не искушайте судьбу, Таннер. Всего пару часов назад вы целились в меня из пистолета. Как правило, подобные знакомства заканчиваются печально.

— Согласен — обычно так и бывает. Но вы тоже целились в меня. Причем калибр вашего оружия…

— Хмм… Возможно.

Похоже, я ее не убедил.

— Но если мы хотим двигаться дальше, потрудитесь приоткрыть завесу, которая скрывает ваше темное и таинственное прошлое. Даже если мне придется услышать нечто, о чем вы предпочли бы умолчать.

— Таких моментов предостаточно, поверьте.

— Так расскажите. Прежде, чем мы доберемся до дома, я хочу узнать, почему тот человек должен был умереть. На вашем месте я бы постаралась доказать, что он действительно заслуживает смерти, кем бы он ни был. Иначе вы потеряете мое уважение.

Машина дергалась и раскачивалась, но ее движение уже не вызывало позывов к тошноте.

— Он действительно заслуживает смерти, — сказал я. — Не могу сказать, что это дурной человек. На его месте я поступил бы точно так же.

Только сделал бы это чисто, добавил я мысленно. И никого бы не оставил в живых.

— Слабое начало, Таннер. Но продолжайте, пожалуйста.

Пожалуй, стоило рассказать Шантерель «стерильную» версию моей истории, но я вспомнил, что такой версии просто не было. Поэтому я рассказал ей о моей солдатской службе и о том, как я попал к Кагуэлле. Я сказал, что Кагуэлла был властным и жестоким, но не злым. Ему не были чужды понятия доверия и преданности. Его трудно было не уважать, и трудно было не стремиться заслужить его уважение. Наверное, мои отношения с Кагуэллой сложились по очень простой причине. Он был человеком, который жаждал совершенства. Совершенным должно было быть все, что его окружало, — вещи, которые он коллекционировал, женщины, с которыми он спал, — вот почему он выбрал Гитту. И люди, которые на него работали. Я считал себя отличным солдатом, отличным телохранителем, знатоком оружия, убийцей — я подходил под любое из этих определений. Но лишь Кагуэлла дал мне возможность оценить свои качества, предоставив в качестве эталона совершенство.