Аластер Рейнольдс - Ковчег Спасения

Догадка Силвеста полностью подтвердилась. Однако это стоило ему жизни: в недрах Цербера он наткнулся на ловушку Подавляющих и погиб при аннигиляционном взрыве.

Погиб? После этого Хоури встречалась и разговаривала с ним. Насколько она поняла, Дэн Силвест и его жена сохранились в виде симуляций в оболочке нейтронной звезды. Гадес оказался одним из убежищ, где амарантяне скрывались от преследований машин. Но сама звезда была элементом чего-то более древнего, чем амарантяне и Подавляющие — хранилищем трансцендентной информации, системой для обработки данных, огромным архивом. Амарантяне нашли путь внутрь, позже этот путь повторил Силвест. Это все, что знала Хоури и все, что она хотела знать.

Ей лишь раз довелось встретиться с копией Силвеста. С тех пор прошло более шестидесяти лет. За это время Вольевой удалось осторожно проникнуть в общество, которое боялось и ненавидело ее. Хоури позволила себе забыть о том, что Дэн Силвест все еще находился там, в компутационной матрице Гадеса, и в определенном смысле был жив. Изредка она ловила себя на мысли, что хотела бы знать: задумывался ли Силвест хоть на миг о последствиях своего вторжения в звезду? Отвлекают ли его от пустого самолюбования воспоминания Подавляющих? Вряд ли. Дэн Силвест не производил впечатления человека, который станет беспокоиться о последствиях своих поступков. Но, в любом случае, время в матрице Гадеса течет очень быстро. Должно быть, для Силвеста прошли столетия, и дела его прошлого представляются по-детски непоследовательными. И уж точно мало кто мог войти с ним в контакт. И какой тогда смысл о нем беспокоиться?

Правда, вряд ли это поможет тем, кто находится за пределами матрицы. Из этих шестидесяти лет почти сорок Хоури и Вольева провели в «холодном сне». Но в оставшиеся двадцать не прошло и дня, чтобы Хоури не вспомнила о Подавляющих.

Теперь ее тревога подтвердилась. Они были здесь. То, чего Хоури так страшилась, началось.

Тем не менее, не похоже, что машины планируют быструю жестокую выбраковку. Они затеяли что-то не в пример более масштабное — иначе зачем бы им потребовалось сырье в объеме трех планет? Пока даже системы противокосмической обороны Ресургема не смогут обнаружить деятельность Подавляющих. Но Хоури сомневалась, что так будет продолжаться и далее. Рано или поздно активность машин превысит определенный предел, и люди заметят, что в космосе творится нечто странное.

Скорее всего, здесь начнется настоящий ад.

Но к тому времени это будет уже неважно.

Один из кораблей отделился от яркого потока судов, идущих по главному предстыковочному фарватеру Карусели Нью-Копенгаген. Ксавьер направил на него встроенную оптику шлема и увеличивал фокус до тех пор, пока звездолет не загородил весь вид. Изображение выросло и зафиксировалось. Несомненно, это «Штормовая Птица» — ее обтекаемый корпус, усеянный многочисленными шипами, трудно с чем-то спутать. Грузовоз вращался вокруг основной оси и одновременно медленно поворачивал. Спасательный буксир «Таурус IV» по-прежнему тыкался в него носом, словно паразит, который смотрит, как бы урвать кусок покрупнее.

Ксавьер моргнул и запросил дополнительное увеличение. Силуэт корабля разбух, расплылся в туманную кляксу, а затем стал четким.

— Боже милосердный… — прошептал Лю. — Что ты сотворила с моим кораблем, черт тебя задери?

С момента их последней встречи его любимая «Штормовая Птица» изменилась самым кошмарным образом. Некоторые секции были срезаны подчистую. Корпус выглядел так, словно последний раз проходил профилактику в дни «Belle Epoque», а не два месяца назад. Оставалось только гадать, куда летала Антуанетта. Неужели ее занесло в самое сердце Завесы Ласкаля? Или она попала в серьезную переделку, нарвавшись на группу хорошо вооруженных баньши?

— Это не твой корабль, Ксавьер. Я просто плачу тебе за то, чтобы ты время от времени приводил его в порядок. И если мне приспичит его разбить, это тоже мое личное дело.

— Черт… — он забыл, что канал связи между скафандром и кораблем все еще открыт. — Я не имел в виду…

— Все гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд, Ксав. Поверь мне.

Буксир отцепился в последнюю минуту, исполнил никому не нужный пируэт и по плавной кривой ушел на другую сторону Карусели. Ксавьер уже прикинул, в какую сумму обойдется транспортировка. И, черт возьми, не имеет значения, кто заплатит по счету — он или Антуанетта: у них уже давно, можно сказать, общий бизнес. Придется изрядно одолжиться в их любимом банке… и, скорее всего, потребуется не меньше года — при условии, что судьба будет благосклонна — чтобы понемногу из этих долгов выбраться.

Но все могло быть намного хуже. Три дня назад он почти перестал надеяться, что когда-нибудь увидит Антуанетту. Черт побери! Антуанетта возвращается, живая и невредимая, а он уже перестал радоваться и начал, как обычно, дергаться по поводу пустого кошелька. История с грузовозом, само собой, усугубила ситуацию.

Ксавьер усмехнулся. Гори оно все синим и фиолетовым. Дело того стоило.

Как только Антуанетта объявила о прибытии, Ксавьер немедленно влез в скафандр, выбрался на поверхность карусели и взял напрокат скелетообразный реактивный трицикл. «Штормовая Птица» находилась в пятнадцати километрах от Нью-Копенгагена. Ксавьер сделал пару кругов вокруг корабля, осматривая корпус, и с удовлетворением мазохиста отметил, что повреждения серьезны именно настолько, насколько ему показалось в первый момент. И что теперь придется потратить уйму сил, времени и средств, чтобы привести судно в порядок.

Ксавьер развернулся и направил трицикл к носу «Штормовой Птицы». На темном корпусе ярко горели две параллельных прорези — иллюминаторы рубки. В верхней части одной из прорезей чернел темный силуэт Антуанетты — она стояла на маленьком мостике, которым пользовалась для точных операций вроде постановки в док и выхода из него. Сжав какую-то папку, Антуанетта тянулась к контрольной панели над головой — такая маленькая и беззащитная, что вся его злость мгновенно испарилась. Вместо того, чтобы дергаться из-за пары вмятин на корпусе, следовало порадоваться, что корабль защищал ей жизнь в течение всего путешествия.

— Думаю, ничего серьезного, — сказал Ксавьер. — Немного покопаемся — и все будет в порядке. Ты можешь минимально управлять двигателями, чтобы произвести жесткую постановку в док?

— Просто проводи меня туда, Ксав.

Он кивнул и, сделав крутой вираж, повернул трицикл кормой к «Штормовой Птицы».

— Тогда прошу за мной.

Неясная тень Нью-Копенгагена снова стала расти. Ксавьер вел корабль вдоль ее обода, по псеводоорбите, подстраиваясь под скорость вращения. В брюхе трицикла ровно урчали двигатели. Внизу проплывали крошечные ремонтные доки в золотом зареве, искрящемся яркими вспышками сварочных аппаратов — там кипела работа. Потом «Штормовую птицу» понемногу начал обгонять поезд, ползущий по кольцу, и его тень слилась с тенью звездолета. Ксавьер оглянулся: грузовоз шел ровно и красиво, как величественный айсберг.