Аластер Рейнольдс - Ковчег Спасения

Вуалюмье не просыпалась и не будила Овода, пока расстояние между шаттлом и газовым гигантом не сократилось до половины световой секунды. Овод проснулся с легким чувством раздражения, с отвратительным привкусом во рту и не менее отвратительной болью в каждой мышце.

— Поздравляю, Овод, — произнесла Инквизитор, — у нас хорошие новости: мы до сих пор живы. Либо Подавляющие не знают о том, что мы прилетели, либо наше присутствие их не волнует.

— Почему не волнует?

— Должно быть, опыт им подсказывает, что никаких особых проблем мы создать не сможем. Тем более, скоро они всех нас уничтожат. Так зачем размениваться на мелочи?

Овод нахмурился.

— Опыт?

— Их общий опыт, общие воспоминания. Мы — не первая цивилизация в их черном списке, и точно не последняя. У них неплохие шансы на успех, иначе бы они пересмотрели стратегию.

Шаттл находился в свободном падении. Овод отстегнул ремни, сбросил паутину креплений и, оттолкнувшись, поплыл к иллюминатору, похожему на миндалевидную щель. Неприятные ощущения почти исчезли. Газовый гигант просматривался очень четко и вызывал не самые приятные ассоциации.

Первое, что заметил Овод — это три огромных потока материи, три дуги, которые тянулись откуда-то с окраины системы, тускло поблескивая в лучах Дельты Павлина. Три тонкие прозрачно-серебристые ленточки, три призрачных мазка через все небо в плоскости эклиптики, уходящие в бесконечность. Движение металлических гранул становилось заметным, когда то одна, то другая на мгновение ловила свет солнца. Этот неторопливый поток мелкозернистых частиц напомнил Оводу реку, по которой ползет шуга. Скорость «течения» составляла сотни километров в секунду, но в таком масштабе оно выглядело неторопливым, как движение ледника многокилометровой ширины. Казалось, кто-то размотал несколько планетарных колец и протянул через полсистемы.

Овод проследил взглядом за течением. Возле Руха плавные математические кривые — потоки лежали вдоль гелиоцентрических траекторий — внезапно поворачивали почти на сто восемьдесят градусов и направлялись каждый к своей луне. Казалось, живописец вывел на холсте космического пространства изящно изогнутые линии, а в последний момент кто-то толкал его под руку. Положение лун относительно потоков постоянно менялось. Следовательно, и геометрия потоков должна подвергаться постоянному пересмотру. Более того: время от времени то один, то другой поток надо «придерживать», чтобы они не пересеклись с друг с другом. Впрочем, возможно, потоки просто успевали пройти друг через друга так быстро, что столкновения масс оказывались слишком незначительными.

— Мы не знаем, каким образом машины ими управляют, — конфиденциальным тоном сообщила Вуалюмье. — Эти потоки должны быть чудовищно инертны — массовая скорость составляет миллиарды тонн в секунду. Но Подавляющие легко изменяют их направление. Может быть, там расположены маленькие черные дыры, которые заставляют потоки так изгибаться… во всяком случае, по версии Ирины. Честно признаюсь, это пугает меня до смерти. Еще она думает, что машины умеют управлять инерцией, отключать ее когда угодно, и поэтому потоки ведут себя подобным образом.

— Звучит не слишком оптимистично.

— Понимаю. Но даже если машины могут управлять инерцией или черными дырами… это не значит, что они могут делать с ними вообще все, что угодно. Иначе нас бы уже не было в живых. Подавляющие не всесильны. И в это надо верить.

Спутники — каждый несколько десятков километров в диаметре — казались маленькими узелками света, утолщениями на концах потоков, которые в них впадали. Материя погружалась в огромные отверстия, распахнутые перпендикулярно оси орбиты, словно алчные пасти. По всем правилам, из-за несбалансированного движения массы спутники должны были давно переместиться на новую орбиту. Но — ничего подобного. Похоже, машины действительно имели возможность игнорировать фундаментальные законы.

Самая удаленная луна располагалась на той самой арке, которая постепенно превращалась в кольцо и окружала Рух. Наблюдая процесс с борта «Ностальгии по Бесконечности», можно было подумать, что концы арки никогда не сойдутся. Но сейчас такой мысли уже не возникало. Концы продолжали двигаться друг навстречу другу, трубы росли — каждые четыре часа на тысячу километров. Лавина сверхорганизованной материи текла со скоростью поезда-экспресса.

Это не магия, а технология. Овод то и дело напоминал себе об этом, но верилось с трудом. В луне, под ледяным панцирем, прятались механизмы, которые перерабатывали поступающую материю с адской скоростью, выковывали из нее немыслимые детали, из которых создавалась труба диаметром тринадцать километров. Женщины не рассуждали в его присутствии о том, каковы были эти трубы. Сплошные? Полые? А может быть, наполнены какими-нибудь чудовищными механизмами?

В любом случае, магией здесь и не пахло. Впрочем, это не мешало Подавляющим плевать на фундаментальные законы физики с завидной легкостью — по крайней мере, так показалось Оводу. А может быть, эти законы не такие уж фундаментальные, как кажется людям? Может быть, это просто закономерности, которые чаще всего справедливы, но вполне могут нарушаться? Однако, как заметила Инквизитор, есть вещи, которые не под силу даже Подавляющим. Они творят чудеса, но и для них есть невозможное. Например, им нужна материя. Машины обрабатывают ее с поразительной скоростью, но, судя по всему, не могут создать ее из ничего. Им пришлось разрушить три мира, чтобы эта адская система заработала.

Что бы ни делали Подавляющие, это требовало времени. Арка росла вокруг планеты со скоростью двести восемьдесят метров в секунду — и не могла возникнуть моментально. Машины были могущественны, но не подобны Богу.

Овод решил, что это единственное утешение, какое возможно в данной ситуации.

Он переключился на две нижние луны. Подавляющие перебросили их под слой облаков, на круговые орбиты, которые время от времени пересекались. Однако «кабель» продолжал медленно, аккуратно тянуться за ними, как ни в чем не бывало.

Сейчас смысл этой операции прояснился. Овод разглядел элегантные изгибы труб — гладких, как штамповка. Они выползали непосредственно из каждой луны, тут же сгибались и уходили вниз, в слои облаков. На расстоянии несколько тысяч километров позади каждой луны трубы вонзались в атмосферу, как иглы шприцов. В этот момент их скорость равнялась орбитальной — несколько километров в секунду, — и в атмосфере возникала синевато-багровая черта, похожая на след когтя. Эта тонкая нить исступленного ржаво-красного цвета два или три раза обматывалась вокруг экватора, и каждый виток чуть-чуть не совпадал с предыдущим из-за прецессии оси газового гиганта. Луны рисовали в непрерывно движущихся облаках замысловатый орнамент — или, скорее делали экстравагантную каллиграфическую надпись. На каком-то уровне восприятия Овод понимал, что это красиво. И до тошноты омерзительно. Здесь случится нечто ужасное — и это будет последним, что произойдет с этой планетой. На ее поверхности изящной вязью был написан смертный приговор.