Скотт Вестерфельд - Корабль для уничтожения миров

— Короче говоря, — продолжал он, — ты совершила самый страшный грех: одержала моральную победу над, Императором.

Нара не выдержала.

— Моральную победу, Найлз? Вроде бы ты как-то раз сказал, что это словосочетание — не что иное, как оксюморон.

— Так и есть, сенатор. Уверен, ты способна понять, что в твоей победе есть несколько внутренних противоречий. К примеру, теперь у тебя стало намного больше авторитета, но зато и опасность тебе грозит более серьезная.

— А ты не драматизируешь, Найлз? Он покачал головой.

— Все так ясно, что яснее не бывает, Нара. Если я прав, если я не лишился рассудка, то ты напрямую выступила против самого могущественного человека в центральных пределах миров, заселенных людьми.

Нара пожала плечами, снова надела маску равнодушия и перевела взгляд к окну. Планета спасена, ее любимый все еще жив. Все, чем стращал ее Найлз, не могло омрачить радостей этого светлого дня.

Тем не менее Нару все-таки тревожил сам факт того, каким образом Найлзу удалось нарисовать всю эту картину. Уж нет ли у него шпионов в военном совете? Нара Оксам бросила взгляд на старика и заметила морщины у него на лбу, говорящие о том, что ее главный советник встревожен. И тут она поняла: все, что нужно было Найлзу для дедукции, он черпал от нее. Он читал ее чувства так же легко, как она читала чувства толпы. Понимание масс было политическим искусством, а понимание политиков — непременным качеством советников.

Найлз был эмпатом на службе у эмпата.

— Это ты называешь советом, Роджер? — произнесла она через некоторое время.

— Нет, сенатор. Советом я называю вот что: будь осторожна. Ходи помедленнее. Берегись ударов в спину. Предполагай (на всякий случай), что Император расставляет для тебя западню, что он только того и ждет, чтобы ты совершила ошибку. Не совершай ее.

— Не совершать ошибок. Отличный совет, советник.

— Это чертовски отличный совет, сенатор. Следующая ошибка может всем нам обойтись очень дорого.

Она вздохнула и кивнула.

Роджер Найлз наконец позволил себе сесть. Он тяжело опустился на один из стульев для посетителей.

— И еще кое-что, сенатор. Я должен извиниться. Оксам широко раскрыла глаза.

— За что, ради всего святого?

Найлз с трудом сглотнул подступивший к горлу ком.

— За мои слова о том, что Заю лучше было бы погибнуть.

— А, вот ты о чем.

Нара задумалась. Нет, она ни на секунду не обиделась на Найлза за эти слова. Ими он предупредил ее о том, как это опасно: быть влюбленной в офицера, сражающегося на передовой линии фронта. Работа Найлза состояла в том, чтобы предупреждать ее об опасности, что он и сделал пару секунд назад.

— Роджер, — сказала Оксам, — я знаю, ты рад, что Лаурент остался в живых.

Найлз отвел взгляд.

— Конечно. Никто не пожелал бы любимому погибнуть на войне. Но если уж так, то это хотя бы окончательная смерть.

— Роджер? — непонимающе переспросила Оксам. Она никогда не видела такого выражения лица у своего главного консультанта.

— Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, почему пошел в политику, сенатор?

Нара попыталась вспомнить, но представить Роджера Найлза отдельно от политики не смогла. Этот человек был политикой. Нара медленно покачала головой.

— Любовь всей моей жизни умерла, когда мне было двадцать лет, — выговорил Найлз, медленно произнося слово за словом. — Внезапное кровоизлияние. Она происходила из древнего вастхолдского аристократического рода, и все это случилось во времена, когда процветало наследственное Возвышение.

Оксам ошеломленно заморгала. Она и представить не могла, что Найлз настолько стар. До того как она стала имперским сенатором, Найлз утверждал, что большую часть времени проводит в анабиозе, что он живет только в месяцы, предшествующие выборам, и тем самым продлевает себе жизнь, дабы поучаствовать в возможно большем количестве политических баталий. Но Нара никогда не верила, что это так и есть.

Наследственное Возвышение? Да он не просто старый. Он древний.

— И когда Сара умерла, ее забрали, — сказал он. — Ее сделали одной из них. — Он посмотрел в окно, на залитый солнцем город. — Я радовался и славил Императора, — продолжал он негромко. — Я навестил ее в хосписе, и она пыталась попрощаться со мной. А я подумал, что все это просто ритуал. Решил, что она вернется. Мне казалось, что ближе нас с ней не было возлюбленных в истории человечества. Но она не вернулась. Через несколько месяцев я разыскал ее в «сером» анклаве, где она... жила.

— О, Роджер, — тихо вымолвила Нара. — Как это ужасно.

— Воистину ужасно. Они действительно «серые», эти города. Серые, как зарядивший на неделю дождь. Тогда Сара с трудом меня узнала. Глядя на меня, она прищурилась, словно бы что-то в моем лице ей было знакомо. Но она была готова говорить только о паре, поднимавшемся от ее чайничка. Стоило ей отвести глаза хотя бы на одно мгновение, и она забывала меня, а когда ее взгляд снова падал на меня, ей приходилось снова меня узнавать и запоминать. Я был для нее каплей воды, упавшей на реальность, я был менее настоящим, чем этот пар над чайником.

— Внутри нее никого не было, Нара. Симбиант — это обман. Смерть никого не щадит. Мертвые — потерянные люди.

— И как это закончилось, Роджер?

— Меня вежливо попросили уехать, и я уехал. Потом я вступил в местную партию секуляристов и похоронил себя в работе, предназначенной для того, чтобы похоронить мертвых.

— В политике, — расшифровала Нара. — Мы с тобой похожи, верно?

Старик-консультант согласно кивнул. Нара Оксам посвятила себя политической жизни, чтобы победить демонов, мучивших ее в детстве. Она превратила свое безумие в тонкость восприятия, ранимость — в эмпатию, страх перед толпами народа — в откровенную власть над ними. Роджер Найлз превратил свою ненависть в тактическую гениальность, безвозвратную потерю — в непреклонную целеустремленность.

В одержимости Найлз нисколько не уступал Императору, как теперь понимала Оксам. Просматривая тысячу новостных каналов в поисках любой возможности обрести преимущество над «серыми», Найлз осуществлял свою медленную месть бессмертному врагу.

— Да, мы с тобой одинаковы, сенатор, — сказал Найлз. — Мы больше любим живых, нежели почитаем мертвых. И я рад тому, что Лаурент Зай жив.

— Спасибо, Роджер.

— Но все же сделай доброе дело для всех нас и будь осторожна, сенатор, чтобы и ты была жива к возвращению капитана.

Нара Оксам спокойно улыбнулась. В словах Найлза она уловила свою новообретенную власть.

— Не волнуйся за меня, Роджер. Будут и еще моральные победы.

Капитан Зай недовольно глянул на светящийся воздушный экран.

Командный отсек снова ожил, наполнился голосами и парящими в воздухе рунами синестезии, оживляемыми с помощью условных интерфейсных жестов. Хватало и обычной жестикуляции: кто-то в отчаянии разводил руками, кто-то указывал на что-то пальцем, кто-то потрясал кулаками.