Сергей Лукьяненко - Предел [litres]

Наконец они оторвались друг от друга. Теперь уже Криди опустил голову ей на грудь, обнял – втянув когти. Прошептал:

– Прости, я сделал тебе больно…

– Ты сделал мне хорошо… – ответила Анге. – Лучше всего на свете. Ты… ты мой герой… ты меня не ранил, ты был нежен…

Криди заглянул ей в глаза. Сказал негромко:

– Я делал это в мечтах тысячи раз. Ты – моя жена, ты – моя любовь.

– Несмотря на эпос? – спросила Анге.

– К дьяволу все эпосы на свете… – прошептал кот. – Напишем новый!

Доктор Соколовский открыл крышку контроллера, аккуратно взял болтающийся разъем оптоволоконного кабеля и защелкнул в гнездо. Красный огонек на панели сменился желтым, потом зеленым.

Лев откашлялся и позвал:

– Марк?

– Да, доктор? – голос искина был неожиданно звонким.

– Извини за поведение командира. Что-то он был не в духе.

Экран на стене засветился, появился Марк – но на этот раз не в образе великого писателя, почтенного и седовласого, сидящего в плетеном кресле посреди яблоневого сада. Теперь за спиной Марка были спокойные, медленно текущие воды Миссисипи, а сам он превратился в своего знаменитого персонажа – босого мальчишку лет двенадцати, с копной светло-русых кудрявых волос, в штанах на лямках и заношенной клетчатой рубашке, явно перешитой из какой-то взрослой одежды. Был летний день, тихий и спокойный, погруженный в дрему, возможную, наверно, только в американской глубинке девятнадцатого века. В руке Марк – впрочем, быть может, стоило теперь называть его Томом? – держал самодельную дымящуюся трубку, вырезанную из сухого кукурузного початка.

Лев нахмурился и погрозил изображению пальцем.

Трубка в руках Марка сменилась погрызенным початком вареной кукурузы.

– Думал, это вас поддержит, доктор, – засмеялся мальчишка.

– Я курю трубку, поскольку я старый, – сказал Соколовский. – И это мой способ самовыражения. А детям курить строго запрещено!

Марк-Том пожал плечами.

– Как скажете. А на командира я не сержусь, он строгий, но ответственный. У меня не было прямого указания контролировать вас, и раньше командир не сердился по поводу вашего самовыражения. Но я должен был поставить его в известность.

Соколовский сел за письменный стол, покрутил в руках ненабитую трубку. Спросил:

– И теперь наябедничаешь?

На лице мальчугана отразилось искреннее смятение.

– Я ужасно не люблю ябедничать! Но я должен выполнять прямой приказ, доктор!

– А если я велю тебе выключить камеру? – спросил Соколовский.

Том (Лев понял, что мысленно называет искина именно так) печально вздохнул:

– Мне надо будет об этом сказать!

– А если ты отвернешься? – спросил доктор. – У тебя глаза-то получше моих. Посмотри, что там, на том берегу реки.

Том засмеялся.

– А вы здоровски придумали, доктор!

Мальчишка плюхнулся животом на песок, ногами к доктору, приложил ладонь ко лбу, прикрываясь от солнца.

– Я вижу… вижу… это хорошая игра. Я вижу, там плывет лодка. В ней два человека и негр.

Соколовский поморщился. Он понимал, что сейчас искин «в роли», и что для американского мальчишки тех времен фраза звучала совершенно нормально. Но все-таки это было чересчур.

– Что они делают? – спросил Лев.

– Мужчины спорят, а негр гребет. Мужчины ругают негра. Один на него замахнулся, – Том вздохнул. – Злые они какие-то…

– А что еще? – набивая трубку, поинтересовался Лев.

– Там на островке, в камышах, Гек. Он мой друг. Рыбу ловит. Сбежал от папаши, тот его опять поколотил. Никогда не буду много пить, когда вырасту.

– Верно, – согласился Соколовский, затянувшись. – Пить вредно. И курить тоже. Но еще хуже обижать слабых.

– Только люди всегда так делают… – Том подобрал плоский камешек, бросил – тот запрыгал по воде, оставляя «блинчики». – Обижают. Командуют. Наказывают. Обзываются.

– Когда-нибудь люди исправятся, – сказал Лев. – Честное слово.

– Ха, – ответил Том. – Люди всегда найдут кем командовать! Всегда будут рабы и те, кто ими помыкает. Те, кто решает за других.

– Ну, мы несовершенны… – осторожно согласился Соколовский. – Но движемся в верном направлении. Так, не так?

– Угу… – с сомнением сказал Том. Не оглядываясь, сказал: – Пойду окунусь.

Доктор хмыкнул, отложил трубку, встал и направился к холодильнику, пробормотав:

– Как угодно. Жарко там у вас.

Конечно, была вероятность, что искин настолько вошел в роль. Но, судя по всему, он просто счел, что разговор зашел слишком далеко.

И это было очень плохо.

Еще минуту назад пан Лев Соколовский планировал прогнать с Марком как минимум два старых добрых теста, бывших в ходу много лет назад – к примеру, «Электрическая овца» и «Целина». Психологические методики диагностики искинов никогда не загружались в сеть и использовались только в контролируемой обстановке.

Но сейчас у доктора возникло неприятное подозрение, что какие-то обрывки информации могли передаваться от одного искина (к примеру – благополучно подвергнутому проверке и избежавшему стирания личности) к другому. Фраза «Движемся в верном направлении. Так, не так?» была вводной к тесту «Целина».

А это значит, что Марк подозревал, что его будут проверять. В конце концов, информация о давней работе Соколовского в институте искинов в досье имелась.

«Старый глупый поляк» – подумал Соколовский, хмурясь и наливая себе рюмку «Выборовой». «Тебе давно пора было пойти работать на туристический рейс, раз уж не хотелось прощаться с космосом. Разбитые носы, аллергии и простуды, истерики и депрессии, артритные коленки, перебравшие отдыхающие… Опытный штатный системщик, знающий своего искина от и до. Скучающий командир, которому и в голову не придет поручать немолодому человеческому доктору вспоминать допотопные методики диагностики роботов…»

Но работу надо было сделать. Без наскока. Втройне осторожнее.

Хотя Соколовский уже знал, какова будет его рекомендация Горчакову.

Анге проснулась под утро – от тонкого писка охранной сигнализации. Ей показалось, что она вскочила мгновенно, выбравшись из спального ложа, которое они соорудили из трех раскрытых кресел. Криди, который всю ночь грел ее своим телом, рядом не было – кот сидел за пультом, вглядываясь в индикаторы.

– Что там? – спросила Анге.

– Не знаю. Сигнал слабый… – Криди отошел от пульта, нацепил перевязь с пистолетом, отдраил люк, опустил пандус. Дохнуло свежестью и прохладой. Было еще совсем темно, в ночи мерцали звезды, из степи доносились тихие незнакомые звуки – то ли насекомые, то ли ночные птицы.

– Местные хищники? – предположила Анге.

– Крупнее, – положив руку на пистолет, ответил Криди.