Сергей Чебаненко - «Давай полетим к звездам!»

Петь весь гимн не стали, ограничились одним куплетом и припевом. Ну, и слава Богу. Не уверен, что смог бы спеть весь гимн до конца и не сбиться.

- “Заря”, внимание, - говорю в микрофон. - Разрешите сделать заявление?

- “Флаг-один”, я - “Заря”, - откликается Юрка Гагаров. -Разрешаю сделать заявление.

И секунду спустя в эфире на фоне легкого потрескивания помех звучит мой спокойный и уверенный голос. Мне остается только беззвучно шевелить губами.

Это снова наши партийные идеологи перестраховались. Мол, заявление советского космонавта для мировой общественности должно прозвучать веско и уверенно. “Мы, конечно, верим, что коммунист товарищ Леонтьев выучит его наизусть и сможет рассказать даже спросонья. Но товарищи...

Советский человек будет высаживаться на поверхность Луны впервые. Сейчас неясно, в каком эмоциональном состоянии будет пребывать во время высадки уважаемый Алексей Архипович. Совладает ли он со своими нервами, с беспокойством и тревогой? Медицина и психологи не могут дать четкий ответ на этот вопрос. Сможет ли космонавт Леонтьев, например, в возбужденном состоянии вспомнить и без запинки произнести утвержденный ЦК КПСС текст заявления? Это вопрос серьезный, товарищи. Нельзя пустить такое важное дело на самотек. Поэтому есть мнение записать выступление товарища Леонтьева заранее, еще на Земле. А потом просто транслировать его в нужный момент с поверхности Луны. Есть другие мнения? Нет? Голосуем... Единогласно, решение принято”.

- “Флаг-один”, - снова в динамиках голос Гагарова, - с вами будет говорить Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев.

Хорошо, хоть наш диалог с Никитой Сергеевичем партийные перестраховщики не решились записать заранее на магнитофонную ленту (впрочем, откуда мне знать - может быть, был и такой вариант?) и минуты три-четыре мы общаемся с Хрущевым в прямом эфире. “Здрасьте, Никита Сергеевич!”. “Привет вам, товарищ Леонтьев! Как там погода?”. “Ничего, солнышко светит”. Ну, и так далее. Пятиминутный разговор о том, о сем и ни о чем. Разговор на публику, для всей прогрессивной мировой общественности.

На этом ритуальная часть высадки закончилась. На все -про все у меня ушло примерно тридцать минут. Пора было приступать собственно к научным исследованиям и забору лунного грунта.

Начал со второго пункта - со сбора образцов лунных камней и пыли. Для этой операции в арсенале оборудования был специальный пробосборник. Внешне он очень был похож на обычный совок для сбора мусора, но с длинной ручкой.

Работать пробосборником оказалось очень удобно. Я зачерпывал им небольшими порциями лунный грунт и ссыпал его в контейнер, похожий на среднего размера мешок из плотной ткани. “Совком” мне удалось не только набрать несколько килограммов лунного “песка”, но и подобрать около полутора десятков крупных лунных камней. Структура грунта оказалась сыпучей, очень похожей на коричневато-серую муку. Но попадались и более крупные фракции, похожие на песок или плотные комочки.

На всю эту “уборку территории”, как пошутил Юрка Гагаров, у меня ушло около двадцати минут.

- “Флаг-один”, идешь с опережением графика, -прокомментировал Гагаров. - Придется записывать тебя в отряд лунных стахановцев!

- Намек понял, “Заря”. Приступаю к добыче лунного угля, - шуткой на шутку ответил я.

Кроме сбора образцов грунта с поверхности Луны, я должен был постараться получить пробы с глубины примерно пятнадцать сантиметров. Для этого у меня имелись три пробозаборника, выполненные в виде длинных пустотелых “стаканчиков” с острыми краями. Эти заборники поочередно закреплялись на длинной ручке, опираясь на которую руками, я вводил “стаканчики” как можно глубже в лунный грунт.

Грунт является очень рыхлой и довольно мягкой субстанцией. Но эта характеристика справедлива только для его поверхностного слоя. Мне не удалось даже при значительных усилиях углубиться в лунную поверхность на глубину свыше примерно десяти - двенадцати сантиметров. Один из “стаканчиков” вообще вошел только на глубину около семи сантиметров, и какие усилия я не прикладывал, глубже уже не пошел. Видимо, под слоем мелких фракций оказался большой камень.

Когда все три “стаканчика” с полученным содержимым тоже перекочевали внутрь мешка с пробами, я приступил к установке на лунной поверхности научных приборов, которые должны были остаться здесь и после моего отлета. Контейнер с ними был закреплен в нижней части “Лунника”, между посадочных опор. С замком контейнера пришлось повозиться минут десять - совершенно обычная защелка, которая удерживала его на раме посадочного устройства, никак не хотела открываться. Земля тут же начала давать “ценные указания” конструкторов, как раскрыть злополучную защелку, но я воспользовался своим житейским опытом: взял ненужный мне больше совковый грунтозаборник, подцепил его длинной рукояткой застывшую защелку и, опираясь на “совок”, этим самодельным рычагом все-таки сдвинул защелку с места. Теперь контейнер с научной аппаратурой был свободен.

- Против лома нет приема, - с усмешкой тут же прокомментировал Гагаров. - Молодец, Лешка!

Научного оборудования было очень немного: лазерный уголковый отражатель, сейсмометр для регистрации колебаний лунного грунта, термометр и установка для изучения космического излучения. Весь этот “багаж” я отнес на расстояние примерно двадцати пяти - тридцати метров от “Лунника” и аккуратно расставил на лунной поверхности.

- Алексей, ты по-прежнему опережаешь график работ, -сообщил Гагаров.

- Вот и хорошо, - отозвался я. - Значит, у меня будет время, чтобы набросать парочку этюдов и перекурить перед стартом

Конечно, насчет “парочки этюдов” - это я пошутил. Кто бы мне разрешил заниматься рисованием на лунной поверхности? Время моего пребывания здесь очень ограниченно законами небесной динамики: установить флаг, собрать образцы, расставить приборы, провести телерепортаж - и скорее стартовать. Иначе стыковки со “Знаменем” придется дожидаться еще почти сутки. А энергетические ресурсы “Лунника” далеко не беспредельны.

Хотя порисовать на Луне не получилось, но все-таки десять - пятнадцать минут, чтобы хорошо осмотреться вокруг и сфотографировать самые интересные пейзажи, я выкроил. Картины солнечного лунного дня больше всего напомнили мне заброшенный пляж или усыпанный камнями песчаный карьер.

Стоя на лунной поверхности, Луну воспринимаешь совершенно иначе, чем глядя на нее из иллюминатора космического корабля. “Тетушка Селена” меньше Земли по размерам и на ней нет атмосферы. Поэтому горизонт здесь очень неровный и близкий. На Земле такого не чувствуешь, а здесь я на несколько секунд ощутил себя стоящим на вершине огромного, несущегося вокруг Солнца шара. Даже голова слегка закружилась.