Сергей Чебаненко - «Давай полетим к звездам!»

Эта белая гадость покусилась на самое святое, что у меня есть - на мой труд, на труд еще сотен и тысяч ребят-миростроителей. Она хотела убить не только Леонтьева и Макарина, загнав их в поле больших перегрузок. Она хотела убить всех нас, убивая наш труд.

Кто-то должен остановить белого агрессора. Раз и навсегда. Почему не я?

Этот мир - мой, и никакой белой сволочи я его не отдам, даже если она сильнее меня в миллионы раз.

Мягкий шлепок ладонью по сенсору. Двигатели “Галеона” взвыли, вложив в последний рывок всю свою силу и мощь.

Борт десантного модуля ударил в самую вершину белой пирамиды.

Антигравы гасили перегрузку внутри модуля, но все же инерция швырнула нас вперед, силясь вырвать из пилотских кресел. Ремни-фиксаторы впились в грудь, сжимая ребра.

Удар “Галеона” отсек вершину пирамиды от спускаемого аппарата. Теперь ее острая оконечность вонзилась в днище нашего десантного модуля. Мы успели ощутить пресс пятнадцатикратной перегрузки, прежде чем антигравитаторы восстановили нормальный гравитационный режим внутри нашего корабля.

- Получилось! - Лосев в сердцах ударил кулаком по колену.

- И мы даже живы! - я вымучено усмехнулся.

Что-то сломалось во мне. Лопнуло, как лопается скорлупа, когда цыпленок выбирается из яйца на свет.

Я перестал быть простым миростроителем. Сотни и тысячи человеческих миров требовали моей защиты. И я был готов защитить их. Даже ценой собственной жизни.

Антигравы работали на полную мощь, ежесекундно отжимая “Знамя” вверх, постепенно возвращая его на прежнюю, расчетную траекторию.

Пирамида рванулась в сторону, пытаясь выйти из гравитационных пут десантного модуля. Но Игорь усилил напряжение поля, удерживая “беляка” в сети:

- Берем в плен эту чертовщину, командир?

Я не успел ответить. Пирамида взорвалась изнутри, распалась на тысячи и миллионы белых песчинок, снежным вихрем ушла вверх, исчезнув где-то на границе атмосферы и космоса...

...Ад длился вечность. Во всяком случае, у меня было такое ощущение.

На самом же деле, как потом я определил по бортовым часам, зону повышенных перегрузок мы прошли всего за шесть с хвостиком минут.

...Вдруг осознал, что я есть. Существую. Дышу, хрипло всасывая в легкие воздух.

Стал медленно приоткрывать веки, опасаясь спугнуть дивный цветной мир, который из белых, серых, черных и еще Бог знает, каких пятен вновь стал складываться перед глазами.

Пульты, иллюминаторы, крышка люка - все это странным образом качалось передо мной, закручивалось спиралью, замирало на месте и снова начинало призрачный танец, но уже в обратную сторону.

На грудь и ребра больше не давил мощный невидимый пресс. Я задышал часто и глубоко, стараясь набрать как можно больше воздуха в изголодавшиеся по нормальному дыханию легкие. Ребра тут же отреагировали тупой ноющей болью.

- Ожил, Лешка, - прохрипел кто-то рядом. - А я уже думал...

“Макарин, - вяло сообразил. - Это Олежка Макарин!”.

Тело еще плохо слушалось, но я скользнул вдоль скафандра правой рукой и отщелкнул замки гермошлема. Рванул вверх стеклянный колпак.

В спускаемом аппарате гулял легкий ветерок. Или это мне только показалось?

- Алексей, у тебя кровь под носом...

Коснулся лица тыльной стороной перчатки. Грязно-рыжее пятно уже подсыхающей крови.

- Наверное, сосуд в носу лопнул, - потянул воздух ноздрями. - Мне показалось или... По-моему, перегрузка была совсем не пять единиц.

- По-моему, даже не десять, - Олег хрипло закашлялся. -Знаешь, я ведь тоже отключался. Только очнулся раньше.

- Слушай, а ведь такой перегрузки не может быть при управляемом спуске, да? Значит, мы сорвались на баллистическую траекторию. И садимся где-то в Южном полушарии. Всю жизнь мечтал окунуться в Индийском океане...

- Шутки - шутками, а хорошего в этом мало...

- Как у нас со связью? Я что-то ничего не слышу.

- Тишина, - подтвердил Олег. - Эфир молчит. Даже помех нет.

- Плохо, - я сглотнул последний комок перегрузки, застрявший в горле. - Значит, садимся вдали от поисковых групп. Где-нибудь у черта на куличках.

- Не факт, - возразил Макарин. - Может, что-то с антеннами?

- Сразу со всеми? Чепуха.

За спиной громко щелкнуло. Пружины резко приподняли наши кресла над днищем отсека.

- Посадка! - я рывком подтянул ноги к животу, группируясь. Заныли “утомленные” невесомостью, а потом еще и перегрузкой, мышцы спины.

За бортом громыхнули двигатели мягкой посадки. Уши мгновенно заложило невидимыми ватными тампонами. Снизу что-то огромное и массивное ударило в днище корабля.

Наш маленький мир, ограниченный стенками спускаемого аппарата, накренился, опрокинулся и закачался как маятник, постепенно замедляя движение.

Скосил глаза в иллюминатор. За покрытым коричневой копотью стеклом ясно можно было различить пучок желтой, высохшей травы.

- Есть посадка, - констатировал я. - Сели на сушу.

- Я это почувствовал, - возмущенное кряхтение донеслось откуда-то сбоку и сверху. Спускаемый аппарат завалился на бок. Олег теперь оказался надо мной. - И это они называют мягкой посадкой!

По инструкции мы должны были отстегнуться от кресел и, не снимая скафандров, ждать спасательно-эвакуационную группу. Я неловко освободился от ремней и попытался приподняться из ложемента. Мир перед глазами моментально поехал в сторону. Удушливая волна тошноты подкатила к горлу.

- Не торопись, - посоветовал Олег, который из-под потолка молча наблюдал за моими эволюциями. - Первые минуты самые трудные. Тело отвыкло от нормальной силы тяжести.

Я вытер перчаткой испарину на лбу, и стал приноравливаться, как бы половчее совершить вторую попытку подняться, когда в стену спускаемого аппарата постучали.

- Ну, вот, и спасатели, - с облегчением выдохнул Макарин. - Приключения кончились, Лешка. Мы приехали!

...И снова дождь. Низкое сизо-серое небо истекает плотной пеленой осенней влаги. По стеклам окон вагона змеятся струйки воды, меняя свою скорость и направление движения соответственно тому, как тормозится или разгоняется электричка. Мир за окном размылся окончательно, превратился в беспорядочную смесь темных и полутемных пятен. Эта однообразная и унылая картина за окном навевает тоску.

Еще и Инга укатила в редакционную командировку куда-то “аж на Сахалин”, и до конца ноября в Москву не вернется. И почему-то не звонит...

Очень хочется спать. Я сегодня плохо спал ночью.

Вчера Аджубеев погнал меня в Подмосковье. “Советским Известиям” потребовалось дать срочный материал о тружениках сельского хозяйства. Толик Серебряков, который вел у нас сельскую тематику, заболел, и наш главред вспомнил, что после публикации серии космических очерков я бью баклуши, восстанавливая, как у нас говорят, растраченный творческий потенциал в неторопливых философских беседах, сопровождаемых кофе- и чаепитиями в кабинетах коллег-журналистов. Аджубеев посчитал, что я уже вернул себе рабочую кондицию, и дал мне срочное задание: подготовить очерк о жизни подмосковных сельхозработников. Фактаж я должен был получить в совхозе “Сергиевский”, расположенном недалеко от Коломны.