Татьяна Иванова - Подсластить победы горечь

— Да. Мы не уследили, — продолжил говорить Таубен после долгого молчания, которое никто не решился нарушить. — Владетель нам теперь недоступен. В основном мои сведения от старшего сына и наследника. А тот не знает подробностей.

Айвен Рудич молча перевернул страницу. Открылся следующий разворот.

«2 МАЯ.

Густав и Этьен пришли в себя после чуть не убившего их сердечного приступа. Ничего из того, что с ними было до беспамятства, не помнят. Мы не уехали с места, ждем, пока ребята окрепнут. Нормального врача теперь среди нас нет. Так, пользуемся аппаратурой.

У меня на душе все тревожнее и тревожнее. А что если духи этой земли нас отсюда не выпустят? Попробуем завтра задобрить их возлиянием на могилах товарищей, но… Но разве мы несем этой земле добро?

Упорядочиваю результаты нашей экспедиции. Отнесу завтра написанный по старинке, на бумаге, текст с нашим настоящим маршрутом и указаниями, где мы что нашли, на ритуал задабривания духов. Такое чувство, что составляю завещание.

3 МАЯ.

Мы вчетвером отправляемся к месту захоронения товарищей. Упрямец Никита говорит, что он в таком идиотизме, как „самосочиненный ритуал возлияния драгоценного вина в песок“ участия не примет. Останется в вездеходе, чтобы нас подождать. Суеверных идиотов, как он нас называет. Вот уж действительно, слепота духовная — страшная вещь. Когда прозреет, не будет ли поздно?»

Дальнейший текст в тетрадке был написан другим почерком.

«Я записываю последние строчки в дневнике Мишеля. Все четверо не вернулись из пустыни. Я никогда не считал себя трусом, но тут дал слабину. Все тянул и тянул, надеясь, что они вернутся. Когда, наконец, добрался до нашего кладбища в пустыне, все четверо были мертвы. Картина сердечного приступа. Что же они такого видят перед смертью, что сердце останавливается? Как я бежал… И даже не стыдно признаться, страшно.

Вспомнил слова Мишеля. Действительно, мы несем зло этой земле. Может она защищается от нас?

Подумал и решил уничтожить все результаты экспедиции, стереть наш маршрут и уничтожить все данные о находках. Хорошо Мишель перед смертью выделил их в единый файл. Все промежуточное уничтожил.

Духи или не духи, отпустите хотя бы меня!

Страшно. Доживу ли до завтра?»

— Не дожил, — мрачно сказал Айвен. — Наверное, когда остался один, и хорохориться стало не перед кем, тоже решил выпить для храбрости, несмотря на больную печень. Что там за «драгоценное вино»?

Камера медленно заскользила вдоль полок, заставленных самыми разнообразными вещами.

— Остановите камеру, Айвен, — заговорил принц. — Видите оплетенный лозой сосуд? В похожих сосудах хранится «Маркаб». Драгоценнейшее вино Борифата, королевский подарок. Изумительный вкус и букет. Я пробовал лишь один раз из рук самого Владетеля, отказаться не было возможности. Запомнил на всю жизнь. Мне повезло, я выжил после этого. Но вообще, прежде чем рискнуть попробовать «Маркаб», лучше составить завещание. Насыщенный вкус надежно скрывает многие яды.

— Сейчас все узнаем, — все так же мрачно сообщил прогрессор. — Настя, у тебя реакция чуть получше. Попробуй вытащить сосуд с вином.

Настя молча пересела к пульту управления.

— Я потренируюсь на травках, — пробормотала она. И перевернула манипуляторами все четыре контейнера с залитыми гелем травками на пол.

— Ты что это? — удивился Айвен.

— Руки дрожат. Сейчас. Подожди.

— Успокоительное вколоть? Все же дневник реально не для слабонервных.

— Я не слабонервная.

И девушка уверенно перенесла какую-то статуэтку с полки на стол и обратно.

— Давай поместим вино в контейнер, — нервно попросил Айвен. — Еще уронишь. Сосуд глиняный, хрупкий.

Спустя еще несколько минут все путешественники смогли рассмотреть вблизи сосуд с загадочным вином.

— Точно «Маркаб», — определил принц. — Видите печать? Ваши геологи, естественно, не знали ничего о зловещей славе этого сорта вина. Оно действительно драгоценное. Об особенностях знают только очень знатные и богатые люди.

— Они несколько раз проверили вино на яд, — хмуро заступился за геологов Таубен.

— И мы сейчас проверим. У нас анализатор новейшей модели.

Но и анализатор новейшей модели не нашел в напитке другого яда кроме этилового спирта.

— Кто-нибудь рискнет выпить хотя бы чуть-чуть? — по-прежнему хмуро поинтересовался Таубен.

Все промолчали.

— У любого прибора есть допустимая ошибка в вычислениях и измерениях, — тихо заметила Настя. — В вине может содержаться яд, не определяемый нашими анализаторами.

— Или даже и не яд, — непонятно добавил Таубен. И вдруг соизволил заметить дона Альвеса де Карседу.

— Сеньор Альвес!

Их взгляды встретились, и от ненависти в глазах рыцаря точно воздух заискрился.

— Вы можете убить меня сейчас, — ухмыльнулся эмиссар, не отводя взгляда, — потому что вам никогда не справиться со мной, когда я поправлюсь.

— Посмотрим, — скрипнул зубами граф де Карседа.

— Не справитесь. Я с ранней юности отрабатывал те приемы, которым вам только предстоит выучиться, если вы решите пойти этим путем.

Серые глаза обычно мягкого дона Альвеса сверкали. Таубен разгадал его планы: выучиться и победить!

— Но я могу при всех попросить у вашей супруги прощения любым указанным вами способом, — продолжил эмиссар прогрессоров, став серьезным, — если вы назовете мне имя того колдуна, который зачаровал ваш меч.

Рыцарь на несколько секунд потерял дар речи.

— Решайтесь. Вот Рудич может подтвердить, я еще ни разу не просил ни у кого прощения. И у вашей жены бы не стал, но я был в тот день взбешен. И использовал ваши чувства, чтобы спровоцировать вас на поединок. Я действительно виноват перед ней.

— Так извинитесь без всяких условий, — бесцветным от гнева голосом ответил дон Альвес, — и, если она простит, тогда и поговорим.

— Нет. Без условий не буду.

Дон Альвес с такой ненавистью смотрел на скуластое лицо эмиссара, как будто мысленно сворачивал ему челюсть. Принц положил другу руку на плечо.

Таубен на всякий случай беспомощно откинулся на своей переносной кровати, вспомнив, что рыцарь поверженного врага в любом случае не тронет.

— Господин Таубен, — вмешался Сид, — именно я выковал меч графу де Карседа.

И он выхватил свой собственный кинжал из ножен. Поющая сталь приветственно зазвенела. Маленькие глаза эмиссара прогрессоров расширились от удивления. Сид, встав на одно колено, набрал в ладонь щепотку глины и, отщелкнув крышечку с рукояти кинжала, приложил открывшуюся печать к комочку глины.

«Пес, замерший перед парящей птицей».

— Узнаёте печать мастера?

Таубен узнал. Во все глаза вгляделся в смуглого, черноволосого, темноглазого мужчину. В свете прожекторов, лишающем мир полутонов, резкие черты лица Сида выглядели хищно. Он был действительно похож на колдуна из сказаний.