Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 4. Военная хитрость

— Какого чёрта они не предупредили нас об этом?

Где-то внизу многие феззанцы точно так же посылали в небо проклятья. Такое поведение было естественным, но бессмысленным, примерно как попытка потрогать голограмму.

На поверхности Феззана, наполовину погружённого в ночную тьму, творился хаос. Дети, ещё не до конца всё понимая, тыкали в небо пальцами, родители следовали их примеру, поднимали головы к небу и застывали в таком положении.

Юлиан видел, как бесчисленные точки покрыли свод тёмно-синего неба, словно гирлянды. Он только что вышел на улицу в штатском. Он чувствовал, что за ним наблюдают, но не мог сказать, был это феззанец или кто-то из резиденции посланника, да и это было неважно.

Наконец началось. Юлиан это знал. Имперский флот вот-вот оккупирует Феззан и превратит его в тыловую базу для вторжения на территорию Союза. Предсказание адмирала Яна всё же сбылось. Он пытался помешать этому, но безуспешно.

Суматошные крики людей молотили по его барабанным перепонкам. Юноша повернулся на каблуках и, пытаясь ни на кого не наткнуться, побежал к зданию представительства Союза.

«Имперский флот вторгся на Феззан. Центральный космопорт оккупирован».

Когда вести об этом пронеслись по городу, правителя Адриана Рубинского не было ни в его офисе, ни в официальной резиденции — он находился в своём личном поместье. Гостиная с высоким потолком на втором этаже, несколько картин, написанных маслом, висели на стенах, а вся мебель была выполнена в старинном стиле рококо. В одну из стен было вмонтировано зеркало размером два на два метра. Несколько экстравагантно, но такими уж были вкусы правителя.

Даже столкнувшись с неизбежностью поражения в ходе внезапного и решительного вторжения войск Райнхарда на Феззан, Рубинский был похож на кого угодно, но только не на человека, который только что лишился всего: он развалился на диване и мерно потягивал вино из бокала. Человек, который сидел на диване напротив, начал разговор:

— Полагаю, вы обо всем слышали, ваше превосходительство? — спросил Руперт Кессельринг.

— Слышал.

— Близится последний час Феззана.

«Никто и не подозревал, что всё так обернётся», — подумал Руперт Кессельринг. И правда, даже он никогда и подумать не мог, что в этом, 798-м году космической эры, он увидит, как имперские солдаты ступят на землю Феззана.

— По нашей информации, Болтек может прибыть в любой момент. Верхом на коне: ему окажет поддержку имперский флот. Он придёт, чтобы занять ваше место, отнять власть, с которой он не способен справиться.

Руперт Кессельринг холодно улыбнулся, увидев собственное отражение в бокале вина.

— Твоё время вышло. Ты семь лет занимал пост — продержался меньше всех правителей в истории Феззана.

— Уверен в этом?

— В чём в чём, а в этом я согласен с Болтеком. Лишь в этом. Актёры, сыгравшие свои роли, но продолжающие бродить по сцене, мешают тем, кому ещё предстоит произнести свои реплики. Тебе пора уходить.

Если бы кто-нибудь другой заговорил с ним так, Рубинский, возможно, вонзил бы в него кинжал прямо здесь и сейчас. Но Адриан Рубинский был невозмутим. Чёрный Лис Феззана поставил бокал на край стола и ладонью погладил свой острый подбородок.

— То есть, ты согласен с герцогом Лоэнграммом, что со мной сложнее иметь дело, чем с Болтеком. Я польщён.

— Не думал, что ты будешь так превозносить себя.

Тон Руперта Кессельринга изменился с обидчивого на вульгарный. Судя по выражению его узкого лица, он сбросил маску любезности, и оно стало ядовито-пунцовым, отражая всю мучительную ненависть, кипевшую в нём. Если бы Кессельринг был робким человеком, он не смог бы посмотреть Рубинскому в глаза. Что в одном, что в другом, нашли своё выражение худшие человеческие эмоции, и, казалось, идёт какой-то химический процесс по превращению их во что-то ещё более темное. Улыбаясь, он потянулся к карману пиджака и что-то медленно и осторожно оттуда достал. В руке Руперта Кессельринга оказался бластер, а дуло было направлено на Рубинского. Правитель одарил его презрительным взглядом.

— Честно говоря, я не ожидал. Когда мертвец воздаёт себе похвалы, это не особо нормально, согласен?

— Понятно, как выпал шанс, ты решил показать свои клыки? — казалось, что Рубинского это даже впечатлило. — Ну, ты, конечно, молодец, что решил воспользоваться возможностью, но давай не будем забегать вперёд, ладно?

— Ты думал, что даже если дашь мне возможность что-то сделать, то всё равно не будет смысла менять изначальный план, не так ли, ваше превосходительство правитель? Ты бы наверняка потом сказал, что успех полностью зависел от того, как ты реагировал в процессе.

— Может и так, но уж точно не было никакой необходимости самому марать руки, Руперт.

Пунцовое лицо молодого советника побагровело, когда его назвали по имени. Его гнев и дискомфорт заставляли каждую вену на его лице пульсировать. Он сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться. Казалось, что слова, которые он хотел бросить в отместку своему жестокому отцу, застряли у него в горле.

— Так или иначе, я свергну этого идиота Болтека. Но сперва, чтобы стать правителем Феззана, мне нужно убрать с дороги тебя. Ты живёшь, чтобы обманывать других людей. Если я покончу с тобой здесь и сейчас, не только мне станет легче, — весь Феззан вздохнет с облегчением.

Он рассчитывал захватить Рубинского и передать его имперскому флоту, однако Кессельринг не был нужен герцогу фон Лоэнграмму, ведь у него в руках имелся Болтек. С ним, как и с Рубинским, скорее будут обращаться как с предателями и поступят соответственно. Он хотел встать во главе народа Феззана и привести его к возрождению. Поэтому существование Рубинского, который был более популярен, чем он, могло ему помешать. Когда он пришёл к такому умозаключению, он уже твердо решил, что будет руководствоваться лишь личными интересами, а потому его окончательно поглотила ненависть к собственному отцу.

— Но, Руперт…

— Заткнись! Не смей назвать меня по имени.

Рубинский спокойно закинул ногу на ногу и обратил свой лишённый эмоций взгляд на свою плоть и кровь.

— Я твой отец. Будет правильно, если ты позволишь своему отцу называть тебя по имени.

— Отец, значит…

Руперт Кессельринг едва не подавился на этом слове. Он откашлялся и прочистил горло.

— Отец? Если ты говоришь слово «отец», тогда почему же ты не…

Буря эмоций, яростно клокотавшая у него внутри, не позволила ему договорить. Молодой советник правителя приготовился нажать курок своего бластера.

Но в этот момент зеркало на стене издало резкий звук, напоминающий хруст, и разлетелось вдребезги, разбрасывая повсюду осколки. Удивлённый Руперт Кессельринг обернулся. Три луча света вырвались из облака разлетающихся осколков и пронзили его тело.