Ёсики Танака - ЛоГГ. Том 1. Рассвет

— Потому что командующие операцией показали себя круглыми дураками, — пробормотал Ян себе под нос, но слишком громко, и на лицах сидящих рядом офицеров отразился шок. Молодой черноволосый офицер повернулся к Яну, словно хотел что-то сказать, но натолкнулся на его взгляд и, смутившись, быстро отвернулся обратно к трибуне, где, подержав паузу, продолжал речь Трюнихт:

— Да, я уже сказал ответ на этот вопрос. Они отдали свои жизни, чтобы защитить свою страну и идеалы свободы. Есть ли смерть более возвышенная и благородная, чем эта? Есть ли что-нибудь, что более красноречиво показывало бы, как мелко жить только для себя и умереть только для себя? Лишь правовое государство позволяет жить личностям! Своей смертью эти герои показали, что это более важно, чем человеческая жизнь! И я тоже хочу сказать, что наша страна и наша свобода стоят того, чтобы отдать за них жизнь! Мы пережили лишь ещё одну битву. Но война продолжается. И я хочу сказать тем из вас, кто зовёт себя пацифистами и требует заключить мир с Империей… Вы, самозваные идеалисты, думающие, что можно сосуществовать с тиранией и абсолютизмом, пробудитесь наконец от своих заблуждений! Каковыми бы ни были ваши причины, в итоге ваши действия приводят лишь к ослаблению Союза и играют на руку Империи! Добавлю, кстати, что в Империи антивоенные и пацифистские движения жестоко подавлены! Лишь потому, что наш Союз являет собой олицетворение демократического государства, у нас допускается оппозиция национальной политике. Не пользуйтесь этим бездумно! Конечно, нет ничего проще, чем говорить красивые слова о мире, ничем их не подкрепляя…

«Есть кое-что и проще, — подумал Ян. — Прятаться в безопасном месте и говорить красивые слова о войне».

Он чувствовал, как людей вокруг, словно подхваченных полноводной рекой, всё больше охватывает волнение. Похоже, нынешние агитаторы, как и многие поколения их предшественников, никогда не устанут искать поддержку своим идеям.

— …Возьму на себя смелость заявить: те, кто выступает против этой праведной войны против тирании и деспотизма Галактической Империи, подрывают основы нашего государства! Они недостойны жить в нашем гордом Союзе! Лишь те, кто не страшась смерти борется с врагом, чтобы защитить наше свободное общество и государство, которое его гарантирует, являются настоящими гражданами Союза Свободных Планет! Трусы, боящиеся погибнуть за правое дело, осрамляют дух этих героев! Эта страна была построена и выкована нашими предками. Мы помним и чтим историю. Мы знаем, как наши предки заплатили своей кровью за нашу с вами свободу! Наша страна с её великой историей! Наша свободная Родина! Можем ли мы стоять в стороне и отказываться сражаться за то единственное, что стоит защищать?! Давайте все вместе бороться за нашу Родину! Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

С каждым возгласом председателя комитета обороны разум слушателей растворялся во всеобщей эйфории. Словно подброшенный единым порывом, весь зал вскочил на ноги, присоединяясь к крикам Трюнихта. Их рты раскрывались так широко, будто они хотели перекричать друг друга.

— Да здравствует Союз! Да здравствует демократия! Империя будет повержена!

Лес взметнувшегося оружия, бессчётное число подброшенных в воздух беретов, крики и аплодисменты наполняли зал.

В разгар всеобщего безумия, Ян молча сидел на своём месте. Его чёрные глаза холодно глядели на человека на трибуне.

Обе руки Трюнихта были подняты вверх в ответ на возбуждение зала. Но внезапно его взгляд упал на передний ряд зрителей. На мгновение в его глазах мелькнул лёд, уголки его рта презрительно дёрнулись. Он заметил молодого офицера, не вскочившего вместе со всеми. Если бы Ян сидел в задних рядах, его, возможно, и не заметили бы, но он был прямо перед трибуной, как наглое повстанческое пятно перед воплощением патриотизма.

Сидевший рядом толстый офицер средних лет закричал на Яна:

— Офицер, почему вы не салютуете вместе со всеми?!

На нём были такие же, как у Яна, нашивки коммодора.

— Это свободная страна, — спокойно ответил Ян, переводя на него взгляд. — Я свободен не салютовать, если не хочу. И я пользуюсь этой свободой.

— Почему же вы не хотите салютовать?

— Запрашиваю свободу не отвечать на данный вопрос.

Ян понимал, что говорит слишком грубо, но не мог сдержаться. Кассельн наверняка посмеялся бы над ним, назвав ребячеством такое проявление протеста, но у Яна не было никакого желания вести себя как взрослый, если это означало вскакивать, хлопать в ладоши и кричать «да здравствует Союз!» Если отсутствие реакции на речи Трюнихта вело к обвинению в отсутствии патриотизма, то что на это ответить? Взрослые не кричали, что император голый, это был ребёнок.

— Что вы себе позволяете!.. — снова закричал коммодор, но в этот момент стоящий на трибуне Трюнихт опустил руки, вытягивая их перед собой ладонями вперёд в сторону толпы, и собравшиеся стали понемногу успокаиваться. Даже немолодой коммодор, чьи мясистые щёки дрожали от гнева, занял своё место, лишь метнув напоследок ещё один яростный взгляд.

— Дамы и господа… — председатель комитета обороны снова начал говорить, но после длинной речи и криков его горло пересохло, и голос заметно охрип. Откашлявшись, он продолжил: — Наше главное оружие — это воля народа, сплочённая единой целью. В нашей свободной стране, с нашим демократически выбранным всем народом республиканским правительством, мы не можем принуждать вас к чему-либо, какой бы ни была благородной цель. Каждый из вас имеет право не соглашаться с государственной политикой. Но все вы, как сознательные граждане, должны понимать: истинной свободы можно добиться, только если отбросить свои личные эго и объединиться, чтобы вместе двигаться к общей цели. Дамы и господа…

Трюнихт вновь прервался, но на этот раз не из-за сухости в горле. Он увидел, как по проходу в сторону трибуны идёт молодая женщина. У неё были светло-каштановые волосы и лицо, достаточно красивое, чтобы по крайней мере половина встречных мужчин оборачивалась ей вслед. С обеих сторон прохода, по которому она шла, возникли подозрительные шепотки, рябью распространяясь дальше по залу.

«Кто эта женщина? И что она делает?»

Ян, как и другие зрители, обернулся к женщине, решив, что смотреть на неё всяко лучше, чем на Трюнихта. Но, разглядев её, он не смог сдержать удивления. Это лицо он знал слишком хорошо.

— Господин председатель комитета обороны, — звучное сопрано её голоса было слышно издалека даже без микрофона. — Меня зовут Джессика Эдвардс. Я невеста… Точнее, я была невестой офицера штаба Шестого флота Жана Робера Лаппа, погибшего в битве при Астарте.