Сергей Сизарев - Претенденты [litres]

– Я обещаю тебе, что Графен под надёжной защитой, – успокоил Гендовский. – Поверь, детей я никогда не обманывал.

– Всё случается в первый раз, – пожала плечами Астра.

Он вывел её в коридор, где сдал спецназовцам.

Через три дня хорошо вооружённый отряд из двадцати золотых драконов ворвался в военный госпиталь, убивая направо и налево. Они выбили спецназ ФСБ и в упор расстреляли беззащитного Графена. В это же время второй отряд отбил у ФСБ манту и взорвал, попутно перебив изучавших её учёных. Гендовский кинул все силы на уничтожение диверсантов, но те эвакуировалось через оперативно развёрнутую «червоточину».

Астра Нейзильбер сгинула без следа. Марфа Оболенская лично просила Гендовского, чтоб ей разрешили удочерить девочку, тем самым отдав последний долг мужу, но директор ФСБ ответил отказом.

Так закончилась история первого кандидата.

Кандидат № 20:

Президент Российской Федерации Ингеборга Владимировна Корхонен смотрела в окно своего кремлёвского кабинета.

С её чуть выпирающим вперед животиком, узкими бёдрами и накачанными ногами, она напоминала вставшую на задние лапы лягушку – энергичную и целеустремленную. Даже в лице было что-то лягушачье – глаза слегка навыкате, широкий тонкий рот и покатый подбородок. Всё это не мешало ей пользоваться мужским вниманием.

В свои сорок пять она держала тело в строгости, следя за диетой и посещая спортзал, но иногда могла и расслабиться – хлопнуть рюмку аквавита, закусить бутербродом с сюрстрёммингом и потом дышать на подчинённых аммиачным перегаром.

Она любила Россию с той максимально возможной силой, с какой может любить иностранец. Или даже чуть больше. Прекрасно говорившая по-русски, Ингеборга лишь изредка подпускала в речь финский акцент – ровно когда это было выгодно. Любовь к российской культуре, её громадности, жадности до величия и неистребимой способности влиять вопреки любым обстоятельствам – всё это рождало в Ингеборге и страсть, и зависть.

Госпожа президент знала, что в новом мире Россия, насквозь приватизированная многими поколениями государственных чиновников и олигархов, не выдержит без боевой мощи, поэтому, когда приходили русские военные и просили денег на очередные вундервафли, она подписывала всё. Хотите заорбитальное ПРО? Пожалуйста! Лёгкие крейсера проекта «Кострома», способные действовать в пределах орбиты Плутона? Нате. Тактические ракеты со встроенным пузырём Алькубьерре, чтобы преодолевать оборону противника? Давайте, но я прослежу, чтобы вы украли как можно меньше…

Военные её предсказуемо не любили. Чухонка! Скрытый враг. Баронесса Харконнен – так её называли за глаза. Не могли забыть, что за её политическим возвышением стояли капиталы отца – финского промышленного магната Владимира Корхонена.

Но, сколько бы денег и усилий ни вкладывалось в сохранение независимости, Ингеборга Владимировна знала, что от прекрасного кошмара, в котором заблудилась её Россия, рано или поздно придётся очнуться, и плата за это пробуждение будет высока. Отрицая дары постгуманизма, цепляясь за традиционные ценности, включая традиционные же формы коррупции, Россия в конце концов не сможет отвечать на вызовы современности и будет уничтожена. Стёрта с лица Земли и других планет, где успела создать свои поселения. Последние несколько лет Ингеборга корпела над тем, чтобы спасти русский народ – по крайней мере, большую и лучшую его часть – от этой незавидной судьбы. Надо только уступить, пока не поздно, и мягко осуществить транзит в постчеловеческий мир. Примкнуть к тому лагерю, где уже давно её родные скандинавские народы почивали на сочных пажитях постгуманизма. Всё дозволено. Кроме коррупции, естественно – эта особенность базовых людей должна остаться в прошлом.

Игеборга вперила взгляд в маячивший на горизонте орбитальный рейлган – циклопический недострой, чья верхушка скрывалась в облаках.

«Rakentaa kuin Iisakin kirkkoa – строить как Исаакиевский собор», так говорили финны о русских. Если уж строить, так со вселенским размахом. А уж если воровать казённые деньги, то тут тоже русским равных не найти.

Особо она гордилась тем, что, остановив эту стройку, она смогла прервать хищение нескольких триллионов рублей ежегодно. Государственные лица, отвечавшие за строительство, бежали в Хеленмар вместе с семьями и имуществом, по специально выстроенному для них коридору безопасности, который на всём протяжении охраняли спецслужбы.

Это было главным условием российской элиты – позволить ворам бежать. Самой Корхонен дали понять – если хоть кто-то из коррупционеров предстанет перед судом – следующей будет она. Уберут любым возможным способом… Она помнила, как плакал командир спецназа, когда его подчинённых подрядили грузить коробки с валютой в фуры. Его большие сильные руки сжимались и разжимались в бессильной злобе. Когда проштрафившихся чиновников сажали в самолёт, Корхонен внезапно остро поняла, что у них не так уж много родни осталось тут – в России. Их дети и родители давно жили за границей. У некоторых – даже супруги. Министр строительства увозил из России только двух любовниц – они смотрели друг на друга со смущением и страхом. Какова будет их роль на новом месте? Хватит ли у него денег на них обоих? Может, лучше остаться? Ведь их не будут преследовать – они ему не родня, а дорогие подарки – особняки, машины и прочее – ещё докажите, что он их не с зарплаты покупал… Но в итоге улетели обе.

Потом пришли новости оттуда – семья главы строительства успешно интегрировалась в Хеленмарское общество, приняв драконское достоинство, а их семейный пудель принял демоничество. По хеленмарским каналам показали свежесозданного пудледемона – всё ещё в операционных шрамах.

– Рад рвать русских рабов! – прорычал монстр, скаля зубы. И, скорее всего, не врал.

Именно тогда госпожа президент поверила, что стала спасительницей России и что русский народ наконец-то полюбит её как родную, но оказывается, параллельно с её проектом по спасительной космоинтеграции в самой России зрела реакция. «Ryssa on ryssa, vaikka voissa paistaisi – русак останется русаком, хоть в масле его изжарь». Они снова тянулись в тёмную пучину веков – к скрепостничеству и монархии. Из глубин русской генетической памяти – из какого-то атавистического рептильного отдела мозга – звала их неизбывная утопия с добрым царём-императором, как лягушку звало болото, сколько бы цапель не стояло там в камышах, терпеливо поджав лапу в голодном ожидании… И они – ради этой последней смертельной дозы традиционализма – уже готовы убрать её, ненавистную чухонку, которая мешает им воровать, упразднить президентство, заменив своим царьком, целиком зависимым от усадившей его на трон элиты…