Максим Лагно - Эксплора 3. Открытие

— Коллега, а можно меня по имени называть?

Джи горько усмехнулся:

— Теперь ты сотрудничаешь с воню… с големами? Алекс будет рад узнать об этом.

— Кто такой Алекс? — тут же спросил Роман.

Но Элли снова промолчала. Встала перед Джи и требовательно протянула руку:

— Доступ… или…

— Или что?

— Или я не буду никогда с тобой говорить. Будешь как мёртвый для меня. Хочешь бойкот на всю жизнь?

— Но Эл, — испуганно сказал Джи. — Доступ к твину, это же личное.

— Доступ, — повторила Элли Смит.

— А как же приватность и право билогической личности на самоконтроль?

— Коллега, — вмешался Роман. — Вот с самоконтролем у тебя вообще всё плохо.

— Доступ!

Джером Клапински, сдерживая слёзы, вытянул ладонь, прикоснувшись к ладони Элли. Со стороны выглядело даже трогательно, как воссоединение любящих сердец.

— Верну контроль твина, когда повзрослеешь, — сказала Элли и телепортировалась за стены последнего куба, забрав с собой ИТАК.

Роман и Джи остались вдвоём в темноте.

— Нет слов, коллега, — сказал Роман. — Я несколько раз распылял души колонистов в серую пустоту, уничтожая их личности. Но только женщина способна сокрушить дух так мило и жестоко.

— Чего? — голос Джи звучал с искренним удивлением.

— Мисс Смит и раньше могла поставить перед тобой этот ультиматум, не доводя до битвы со мной. Но нет. Сначала ей надо было увидеть, как ты плачешь от поражения. Теперь и я чувствую себя идиотом.

— Выпустите меня отсюда, — попросил Джи. — Я не понимаю вас.

Вернувшись в ноль, Роман уничтожил по одной стене каждого куба, выпуская пацана на волю. Неторопливо пошёл вслед за ним, разбираясь в сообщениях интерфейсов.

Поражение дисконом сразу подняло атрибут «Живучесть» на один уровень. Тоже произошло и с «Ловкостью».

Разбор материи и конвертирование её в НК отобрал много ЕСВ.

Доступно ЕСВ: 23 600 / 77 600.

Под это строкой появилась другая:

Адаптация «Бережливость».

Теперь любая материя, которая подвергается дематериализации, автоматически конвертируется в НК.

Знаешь ли ты, что улучшение «Двойная бережливость» автоматически подвергает материю атомной дистилляции, выделяя заранее указанные элементы?

Для «Двойной бережливости» требовалось поднять «Живучесть» и «Силу» до пяти.

— Хм, атрибуты тела всё-таки важны для ЕСВ, — сказал Роман. — Хотя Джо Венцель убеждал меня в обратном. Интересно, он врал или заблуждался?

----

[1] Читавшие роман «Белый мусор» (серия Ан Гард), уже знают, что стало с твинами в далёком-далёком будущем. Ещё более далёком, чем время, из которого прибыла Элли и её друзья.

Роман впервые участвовал в совместной телепортации. Так как всех «тащила» Элли, оставалось ощущение скованности. Чужая сила вела его сквозь серую муть, а он не мог ничего поделать. Напоминало взрыв ноль-гранаты, которым его чуть не уничтожила Монтана.

Зато при таком способе перемещения Роман не тратил ЕСВ, расходы были на Элли.

Последний прыжок вывел их на стрелу портального крана космодрома. Элли дала Роману возможность взглянуть на космолёт Даллас Корби с высоты.

От капсул колонистов Даллас Корби отличался в первую очередь размерами. Это был большой белый космолёт, вытянутый в ширину и слегка утолщающийся в середине. Словно некий огромный слизняк, свалившийся с неба.

На корпусе не заметно ни единого выступа. Гладкий, как бока ИТАКа. Двигательных дюз или иных входов-выходов не заметно. Хотя задняя часть была словно опалена, но физических повреждений не заметно. Нижнюю часть корабля, погруженную в разбитый бетон космодрома, густо оплели ползучие траводеревья, выросшие из трещин.

— Как эта громадина прошла сквозь Бросок?

— Систему модифицировали, — ответила Элли. — Не зря же мы целый век жили?

— Если вы научились перемещать живую материю через червоточины, то почему прибыла только ваша станция? Или остальные попали в нормальное время, а не в прошлое? Или…

— Потому что мы первые и последние, кто прошёл червоточину, — раздражённо сказал Джи. — Что тут неясного.

— Всё неясно, чувак.

Оборвав их разговор, Элли переместила всех к гладкому борту станции. С лёгким шорохом в стене образовался круглый вход. Немного нерешительно, Элли провела Романа внутрь.

Интерьер станции уже не напоминал изделие инопланетной цивилизации. Вдоль просторного коридора тянулись трубы и что-то вроде инк-кабелей, только без физической оболочки. Роману хотелось прикоснуться к ним, чтобы понять принцип работы. Но Элли, взяв его под руку, упорно повела дальше.

Роман урывками заглядывал в комнаты, прилегавшие к коридору. Многие были перекрыты сплошной белой стеной, как борта ИТАКа, но некоторые открыты.

Везде признаки оседлой жизни. В одной комнате кучей свалены локусянские книги. В другой стояли разобранные стройботы, словно кто-то пытался их починить или заменить детали.

На одной стене коридора попалась кривая надпись «Элька дура. Джи наш президент». Роман учуял запах свежей краски.

Джи виновато объяснил:

— Это Семён сделал. Я ему говорил не надо, а он вот как.

Элли оттопырила нижнюю губу, ещё распухшую после драки:

— Джи, запомни, настоящий лидер — не сдаёт своих соратников.

Несколько раз им встретились жители станции. В основном мелкие подростки, как Семён, лет двенадцати.

Они с любопытством, но без страха смотрели на Романа, а Джи сурово оттирал их обратно в комнаты, прикрикивая:

— Чё вылупились? Голема не видели что ли?

— Не видели, — честно призналась, самая младшая из всех встреченных. — Он добрый?

— Добрых големов не бывает, — ответил Джи.

Роман решил не возражать, следуя за Элли. Она поймала его взгляд и на удивление точно угадала то, что его тревожило.

— Неужели Рамирес, узнав, что демоны — это дети не остановит свою атаку? — спросила она.

Роман грустно покачал головой:

— Мне кажется, он давно знает кто вы.

— Поэтому нам тоже не о чём с ним договариваться, — вмешался Джи. — Нам проще всех големов грохнуть.

— Джи! — оборвала его Элли. — Пусть Алекс всё расскажет.

— Да кто этот Алекс? — спросил Роман.

— Наш последний взрослый. Ты с ним поговоришь, но позже.

— А сейчас что?

— Сейчас мы хотим жрать, — заявил Джи. — Фазовые уники забрали все силы.

Они вышли в большой зал. Располагался он, судя по пройденному расстоянию, в центре станции, там, где было утолщение. Что-то вроде кают-компании. Здесь ещё больше признаков долгого житья группы людей. На столах и стульях валялись локусянские книжки, а возле одного ИТАКа, размалёванного красками, валялась груда игрушек. И это были примитивные кубики и колечки, которыми играют все малыши всех веков.