Дарья Бобылёва - Неучтенная планета [litres]

– Не волнуйтесь, я его сейчас внутрь затащу, – бодро заявила Алиса.

– Потрясающе… – Петерен опять попытался утереть со лба обильный пот и опять чуть не разбил запотевшее стекло шлема. Его лицо сияло от счастья, как толстая бледная луна в ясную ночь.

– Да снимайте уже его, – прогудел корабль.

– Тут можно дышать?

Корабль на всякий случай проверил показатели. В плотно набитой людьми кабине было жарковато, но в целом все соответствовало норме.

– Можно.

– Потрясающе…

Люди зашевелились, стараясь дотянуться до шлемов, но свободного пространства было слишком мало для того, чтобы поднять руки. Кто-то уронил перчатку, а бухгалтерша Афродита и ее сосед звонко стукнулись шлемами и дружно вскрикнули, увидев на них трещины.

Корабль критически изучал происходящее. Еще никогда на его борту не присутствовали в таком количестве крупные и на редкость неуклюжие люди. Охватившая его поначалу паника не просто прошла – он вычеркнул этот позорный момент слабости из памяти и теперь был преисполнен чувства собственного достоинства.

– Вас слишком много, – сообщил он людям. – Станет гораздо удобнее, если хотя бы половина отсюда выйдет. А лучше все.

Отважные исследователи неведомого послушно потянулись наружу, а Петерен уже у самого люка остановился, справедливо заподозрив, что корабль намерен избавиться от них и сбежать.

– Значит, вы обладаете разумом? – уточнил он.

– Ну, – нетерпеливо подтвердил корабль.

– И вы живой?

– Ну.

Петерен нажал кнопку под подбородком и с громким чпокающим звуком снял шлем. Он не сразу решился сделать вдох и несколько секунд стоял неподвижно, надув щеки и выпучив глаза. Наконец он со свистом втянул ноздрями воздух, подержал его в легких, как веселящий дым, и с сожалением вернул обратно.

– Но это невозможно, – продолжил он. – По всем признакам вы созданы искусственно!

– И что? – немного растерялся корабль.

– Значит, вы обладаете искусственным интеллектом, и вы – не живой!

Корабль недовольно загудел. Петерен тем временем открыл клапаны, выбрался из скафандра, который так и остался стоять, прислоненный к стене, и жестом поманил к себе двух других обитателей станции.

– Бумагу и ручку, – шепотом потребовал он. – Сейчас же.

– У меня есть личность, – сказал корабль, успевший изучить все имевшиеся в энциклопедии определения живого и разумного. – По шиарийским нормам этого достаточно, чтобы считаться живым существом.

– А по чело…

– А мне чихать.

Петерен растерянно замолчал. Он полагал, что негуманоидная форма жизни при первом контакте будет выражаться более торжественно. Тут ему в руки сунули блокнотик и карандаш, на незаточенном конце которого сидел пластмассовый гномик с очень удивленными глазами.

«Я бы на его месте тоже удивился», – рассеянно подумал Петерен и отметил, что необычайные приключения нисколько не мешают ему размышлять о совершенно прозаических и незначительных вещах. Надо упомянуть в мемуарах эту отстраненность, экзистенциальную отчужденность среди неведомого и потрясающего, подумал Петерен. Он быстро проставил на бумаге номера вопросов и поднял голову к потолку:

– Не могли бы вы заполнить анкету?

В доме все было пропитано совершенно особым запахом – так пахнут сильно подержанные грузовые контейнеры, стенки которых расслоились от старости, а внутри завелись сорные грибомыши. На полу высились груды самых разнообразных вещей: книг – начиная от бумажных и заканчивая мини-читалками прямого доступа, – посуды, игрушек, одежды (Алиса восторженно запищала, вытаскивая под тусклый свет лампочки что-то кружевное), коммуникаторов, пакетов, проводов, отражателей, глушителей, ускорителей и каких-то безымянных штуковин. Между горами хлама были проложены чисто выметенные дорожки, придававшие комнатному ландшафту сходство с хитроумно устроенным садом. Самая широкая дорожка вела от двери к столу, заваленному проволокой, микросхемами, загадочными деталями и инструментами, напоминавшими пыточные орудия. Одно извилистое ответвление шло к приоткрытой двери – судя по всему, на кухню, – по другому можно было добраться до железной кровати на высоких ножках, а третья дорожка уходила в самый темный угол, к лестнице на второй этаж, ступеньки которой тоже были завалены вещами. То тут, то там мелькал победно поднятый собачий хвост – животное проскользнуло вслед за всеми в дом и теперь носилось среди хлама, путалось под ногами и демонстрировало живейший интерес к происходящему.

Селес снял сапоги и с наслаждением растянулся на кровати.

– Кофе, чай? – предложил хозяин дома.

– Нет, нет, – торопливо ответила за гостя Алиса, а неочеловек только икнул и поспешно отвернулся к стене. Из щели между досками выполз небольшой черный жук и уставился на него. Селесу стало тоскливо.

– М-да… – услышал он голос старика. – Конец ему, чего уж там.

Хозяин дома и Алиса сидели за столом, и старик одним из своих пыточных инструментов ковырял раздавленный медальон. Он успел надеть очки с толстыми увеличивающими стеклами, и казалось, будто каждый его глаз плавает в отдельном маленьком аквариуме.

– Вот ведь техника… – Он прищелкнул языком, разглядывая изувеченные серебристые внутренности. – Только глянь, какую ты волшебную вещь испортил. – Последнее относилось к гостю.

– Селес, – запоздало представился тот.

– Смотритель, – кивнул в ответ хозяин.

Селес вопросительно покосился на Алису. Старик перехватил его взгляд и недовольно махнул рукой.

– Хорошо, еще Сборщик и Ремонтник, но это реже. Если ты ждешь стандартного бессмысленного набора букв, который называется именем, то я намеренно от него отказался. – Он пинцетом вынул из медальона тонюсенькую пружинку, которая тут же рассыпалась. – Нет, девочка, ничем не могу помочь.

Алиса поймала вертевшуюся под столом собаку, прижала рыжую лохматую голову к своим коленям и неожиданно всхлипнула. Собака заскулила в ответ. Человек без стандартного набора букв поднялся со своего места, грустно потрепал девушку по каске и ушел на кухню.

– Может, корабль сумеет починить, – неуверенно предположил Селес.

– А до этого что мне делать? – не глядя на него, спросила Алиса. – Что мне делать по ночам?

– Спать?

– Там было столько людей… столько лет, столько историй… Я слушала их каждую ночь. Кто теперь будет мне рассказывать о другой жизни?

Снаружи в оконное стекло шумно впечатался кусок мокрого дерна и медленно сполз на карниз. Алиса перестала всхлипывать и отпустила собаку, но та осталась на месте, плотно прижавшись к ее ногам. В молочном тумане промелькнула отчетливая длинная тень, потом нижняя ветка растущего у окна дерева закачалась, как будто на нее одну, не касаясь остальных, дул узконаправленный поток воздуха, и стала постукивать по стеклу. Алиса прислушалась и заинтересованно подняла одну бровь, потом нашла среди раскиданного по столу хлама карандаш – сломанный пополам и замотанный липкой лентой, – послюнявила его и начала прямо на столешнице выводить точки и тире.