Людмила Макарова - Мудрец и король

Неизвестно, куда завела бы Нодара жажда творчества, но к осени он расплатился со всеми кредиторами, снова начал выпивать, ездить в город за цветным стеклом, и жизнь в селе вошла в привычную колею.

Если бы мастер Свен-Одар торговал исключительно своими диковатыми изделиями, сработанными на пике вдохновения, он давно бы умер с голоду. Но к счастью, сметливые клиенты заметили, что если господину техномагу лаконично и однозначно поставить задачу, он выполнит ее на совесть, а творение получится не только пригодным в домашнем хозяйстве, но и жизнеспособным, и простым в обращении. Пугала, листогрызные побирушки, крохоборы, колуны, ветряки, колодезные журавли, самодвижущиеся валки, вороты и дровенки, которые Свен-Одар изготавливал на заказ, честно работали до тех пор, пока не разваливались от старости или хозяину не надоедали. Тогда фермеры и односельчане просто выжигали клеймо мастера обычной головешкой или раскаленным железным прутом, и изделие рассыпалось грудой бесполезного хлама.

А в соседнем округе помощнички, у местного техномага купленные, бывало вставали в самый неподходящий момент, вынуждая хозяев раскошеливаться на новое рабочее заклинание, взамен выдохшегося. Свен-Одар такими вещами не баловался — считал это занятие ниже своего достоинства, за что снискал у людей не то чтобы всеобщую любовь, но какое-то особое, снисходительное и в чем-то даже отеческое к себе отношение. В то, что он слепил урода, калечившего людей и вдохнул в крохобора магию, способную переполяризовать кристалл боевого посоха, десятник никогда бы не поверил, если бы не видел сегодня все собственными глазами.

Для линейно мыслящего Смыха, который никогда с мастером дружбу не водил, вывод напрашивался сам собой: доигрался старый пропойца со своими творениями, которых всегда любил больше людей. Ну так пусть с крохобором сейчас и обнимется, коли живым до фермы доволочется. Кобылка резвая, веревка крепкая, путь неблизкий. Десятников Смых не боялся — четырех на своем веку повидал и ни один с ним связываться не захотел. О том, что сотник третий день пьян в уматинушку, осведомлен был не хуже других, да и жил тот за Упряжными холмами. И южнее там, и река судоходная, и село большое. Не зря туда аж двух законников посадили — за сотней окрестных сел и ферм приглядывать, не считая мелких хуторов и охотничьих заимок. Тут вон некоторые с десятью справится не могут, так куда уж с сотней-то… Пока весть дойдет, пока протрезвеют, пока людей соберут… А старый Смых нынче утром окровавленную голову сына на коленях держал, пока лекарка тому из дырки, что от вытекшего глаза осталась, деревянные щепки доставала.

Десятник ворвался в радужный сарай, когда озверевший Смых, вилами скинул с лежанки безмятежно посапывавшего в тенечке техномага. Бутыль с остатками самогона вдребезги разбилась о разбросанные по полу железные пластины с разнокалиберными отверстиями. Квадратная стрекоза на витраже забилась, нелепо взмахивая крыльями. В соседнем окне с сухим треском лопнула мозаика, цветное крошево брызнуло во все стороны. Острый осколок вонзился в загорелую шею фермера.

— Вставай, собака!

Он размахнулся, прицелившись вилами в мастера, поднявшегося на четвереньки. Десятник подскочил сзади, перехватил жилистую руку и не без труда выворотил из нее деревянный черенок. Железные зубья описали круг.

— Постой, почтенный Смых, — пропыхтел законник, тяжело дыша, и отбросил вилы подальше, к стене, где был свален в кучу всякий хлам. — Так дела не делаются.

— Ты меня еще поучи, молокосос! — зарычал Смых, стараясь вывернуться и освободить руку.

«Силен, — подумал десятник, у которого все еще голова гудела после магического удара, — не удержишь его сейчас, не уговоришь».

Смирняк прыгнул из кармана, вызмеил ленту, обвил красную от натуги шею Смыха скользнул по вздувшимися жилами и замкнул кольцо. Тихо звякнул на широкой груди колокольчик.

— Ты-ы… — прошипел воинственный старик и заткнулся, замер с остекленевшими глазами и перекошенным ртом, с которого потекла густая слюна.

— Сними, парень, убьешь ведь! — сипло выдавил Нодар, который ползая у самых ног разъяренного фермера, тоже частично попал под действие заклинания.

Десятник внял совету, и фермер грузно осел на радужный пол, на который с тонким звоном скользнул колокольчик, предназначавшийся для взбесившейся скотины. Еще несколько секунд и бычья порция магии остановила бы человеческое сердце навсегда.

— Здорово, мастер Нодар, — сказал десятник, подхватил ленту смирняка, выпрямился и вытер рукавом едкий пот с лица. Обожженную кожу словно наждаком приласкали. Десятник охнул, отдернул руку и тихо выругался сквозь стиснутые зубы.

— Что… Что здесь происходит? — запричитал протрезвевший мастер, поднимаясь с пола. — Это кто тут?! Смых? Зачем это вы, а?

— Он самый, — устало кивнул десятник. — Смых, который думает, что ты его сына покалечил. Держись от него подальше, мастер. Отойди! Сейчас он очухается, а посох у меня нынче не работает. Разбил мне его на хрен крохобор твой, будь он не ладен. Вишь, подручными средствами пришлось…

Смых набычился, рванул рубаху на груди, хватанул воздух ртом и вскочил на ноги еще до того, как десятник успел оглядеться в поисках подходящей веревки.

— Ты-ы… Меня-а-а… Смирняком вязать?! Оба сдохнете!

В голосе клокотало бешенство.

— Здорово, хозяева! Мне бы заказ мастеру оформить. А что это у вас ворота нараспашку, не воруют что ли? Благословенный край, однако.

Смых завращал налитыми кровью глазами, обернулся…

— Пшшел прочь! Уб-бью! — прорычал он.

Ох и страшен в тот момент был старикан, ох и страшен!

— Вот так так! — насмешливо сказал гость, стоявший в дверях. — И не заперто, и в дом не войди.

Десятник выступил вперед.

— Не слушайте его, светлый господин… — он стушевался, не зная как обратиться к гостю.

— Боевой маг Хассет, друг законник. Всего лишь вольнонаемный боевой маг, — подсказал незнакомец. — Я не вовремя? — уточнил он и глянул в бешеные глаза старого Смыха. Да так глянул, что бешенства в них тотчас поубавилось.

Трое на одного — многовато выходило. Десятник-то еще куда ни шло, а вольнонаемный маг и рангом повыше, и не на службе. Убьет простолюдина, скажет защищался, и никто ему не судья.

— Очень вовремя, светлый господин, — неуверенно сказал десятник, покосившись на тяжело дышавшего Смыха.

Мастер Свен-Одар шмыгнул сизым носом. Приняв вранье насчет заказа за чистую монету, он приосанился и пригладил поредевшие к старости седые кудри, одновременно силясь припомнить, не натворил ли чего в ближайшие несколько дней. Фермер повел плечами, выступил вперед, сжал и разжал кулачищи и окинул незнакомца сердитым взглядом, словно прикидывал, годится тот для сезонных сельхоз работ или щупловат будет.