Лоис Буджолд - Память [сборник]

– До чего научно, – выдохнул Грегор. Собеседники с иронией посмотрели друг на друга.

– Я подумала, что вам такой довод понравится.

– Лорд Марк с вами?

– Да. – Графиня дала ему знак подойти.

Марк вышел в зону приема:

– Ваше величество.

– Ну, лорд Марк. – Грегор серьезно посмотрел на него. – Похоже, ваша мать намерена предоставить вам все возможности самому вырыть себе могилу.

Марк с трудом сглотнул.

– Да, ваше величество.

– Или спастись. – Грегор кивнул. – Так тому и быть. Удачи вам – ни пуха ни пера.

– К черту, ваше величество.

Грегор улыбнулся и отключил связь.

Больше Иллиан их не тревожил.

После обеда графиня, отправляясь в госпиталь, взяла с собой Марка. Он уже дважды навещал отца. Правда, граф по-прежнему пугал Марка. Даже теперь, прикованный к постели, на грани между жизнью и смертью, он был все так же силен духом, и Марк не знал, что его больше пугает: сила личности или близость смерти.

У палаты премьер-министра Марк неуверенно остановился. Графиня вопросительно посмотрела на него.

– Мне… – замялся Марк. – Мне на самом деле не хочется туда заходить.

– Я не стану тебя заставлять. Но сделаю предсказание.

– Говори, о прорицательница!

– Ты никогда не пожалеешь о том, что зашел. Но возможно, будешь глубоко сожалеть о том, что не зашел.

Марк переварил ее слова, чуть слышно произнес: «Ладно» – и пошел за ней.

Они прошли на цыпочках по пышному ковру. За окном открывался великолепный вид на Форбарр-Султан: древние здания и река, рассекающая сердце города. День выдался пасмурный, холодный и дождливый, и последние этажи современных зданий терялись в клубящемся белом тумане. Граф лежал, повернувшись к серебристому свету. Бледное одутловатое лицо казалось почти зеленым – и не только из-за обманчивого освещения и бликов от зеленой пижамы. Он был весь облеплен датчиками, а к ноздрям подходила кислородная трубка.

Услышав шаги, он повернул голову, улыбнулся и включил лампочку у кровати. Но теплый электрический свет не улучшил цвет его лица.

– Милая капитан! Марк!

Графиня наклонилась к мужу, и они обменялись долгим поцелуем. Графиня уселась по-турецки у него в ногах, расправила длинную юбку и принялась массировать ему ступни. Эйрел умиротворенно вздохнул.

Марк остановился в метре от кровати.

– Добрый вечер, сэр. Как вы себя чувствуете?

– Если не можешь поцеловать собственную жену, не задохнувшись, значит, дела плохи, – пожаловался Эйрел и откинулся на подушки.

– Меня пустили в лабораторию посмотреть на твое новое сердце, – сообщила графиня. – Оно уже размером с цыплячье и очень весело бьется в своей пробирке.

Граф тихо рассмеялся:

– Мрачный юмор.

– Мне оно показалось очень симпатичным.

– Тебе – еще бы!

– А уж если хочешь мрачного юмора, то подумай, как ты распорядишься старым после пересадки. Возможности для шуток в дурном вкусе просто неограниченны.

– Голова кругом идет, – пробормотал граф. Все еще улыбаясь, он взглянул на Марка.

Марк вздохнул поглубже.

– Леди Корделия говорила вам, что я собираюсь сделать?

– Угу. – Улыбка графа погасла. – Да. Будь осторожен. Гадкое место этот Архипелаг Джексона. Хотел бы я отправить с тобой Ботари.

Графиня явно удивилась. По ее лицу Марк угадал, что она сейчас думает: «Неужели он забыл, что Ботари погиб?» Графиня постаралась изобразить еще более веселую улыбку.

– Я беру Ботари-Джезек, сэр.

– История повторяется. – С трудом приподнявшись на локте, граф строго добавил: – Смотри, чтобы она не повторилась, мальчик! – И снова откинулся на подушки. Графиня успокоилась. – Надо признать, Элен умнее отца, – печально заметил он.

Графиня закончила массаж.

Эйрел нахмурился, очевидно, пытаясь сформулировать более полезный совет.

– Когда-то я думал… конечно, я понял это уже в старости… что нет более страшной судьбы, чем стать ментором. Быть в состоянии объяснить, что надо делать – и не в состоянии сделать самому. Послать своего воспитанника вперед, яркого и красивого, чтобы он принял огонь вместо меня… Но, кажется, я узнал и кое-что похуже. Послать ученика, не имея возможности как следует его обучить… Будь умным, мальчик. Уворачивайся. Не отдавай победы врагу заранее, в своих мыслях. Потерпеть поражение ты можешь только здесь.

Граф прикоснулся пальцами к вискам.

– Я пока даже не знаю, кто мои враги, – виновато сказал Марк.

– Не беспокойся, они сами тебя найдут, – вздохнул граф. – Люди сами выдают себя: словами, поступками. Если ты терпеливо молчишь и не мешаешь им и не торопишься настолько, что становишься глух и слеп, как крот. Верно?

– Наверное, так, сэр, – ответил озадаченный Марк.

– Ха! – Граф окончательно задохнулся. – Сам увидишь, – просипел он.

Графиня пристально посмотрела на него и встала.

– Ну, – Марк отрывисто кивнул, – до свидания.

Его слова беспомощно повисли в воздухе. Он судорожно сглотнул, осторожно приблизился к графу и протянул руку.

Граф быстро и сильно сжал ее. Рука у него была большая, с квадратной ладонью и крепкими пальцами: рука для лопаты и кирки, сабли и ружья. Ладонь Марка рядом с ней показалась по-детски маленькой и пухлой. У них не было ничего общего, кроме рукопожатия.

– Смерть врагам, мальчик, – прошептал граф.

– И вам тем же концом по тому же месту, сэр.

Отец хрипло рассмеялся.

Этим вечером, в свой последний день на Барраяре, Марк сделал еще один вызов по комму. Он прокрался в комнату Майлза, чтобы воспользоваться его комм-пультом – не то чтобы по секрету, но все же не при всех. Минут десять он молча смотрел на потухший экран и наконец порывисто набрал номер.

Когда отзвучал сигнал вызова, на экране возникла светловолосая женщина средних лет. Прежде, наверное, она была потрясающе красива, но и теперь казалась сильной и уверенной. В голубых глазах горели веселые искорки.

– Дом коммодора Куделки, – официально произнесла она.

«Это ее мать!» Марк с трудом поборол ужас и дрожащим голосом проговорил:

– Можно мне поговорить с Карин Куделкой, сударыня?

Светлая бровь чуть приподнялась.

– Кажется, я знаю, кто вы, но… как мне сказать, кто ее спрашивает?

– Лорд Марк Форкосиган, – с трудом выдавил он.

– Секунду, милорд. – Изображение исчезло, и он услышал удаляющийся голос: – Карин!

Потом послышался приглушенный стук, неясные возгласы, вскрик, и смеющаяся Карин воскликнула:

– Нет, Делия, это меня! Мама, пусть она уйдет! Меня, только меня! Уходи!

Стук двери, судя по всему, кого-то прищемившей, вопль и еще один, более решительный хлопок.

На экране появилась Карин Куделка, запыхавшаяся и взъерошенная, и, радостно блеснув глазами, сказала: