Лоис Буджолд - Память [сборник]

– Их можно разглядеть, как облачко дыма или пыли? Почуять запах?

– При достаточно ярком освещении, полагаю, в момент вскрытия капсулы можно увидеть небольшое облачко, но оно быстро исчезает. Запаха они не имеют.

– Как долго… они могут висеть в воздухе?

– Как минимум несколько минут. В зависимости от работы вентиляции.

Майлз зачарованно смотрел на сферу.

– Это новые сведения.

Которым, впрочем, он пока не видел применения.

– Этого нельзя было выяснить при анализе чипа, – несколько агрессивно заметил Уэдделл, – потому что куски рассасывающейся оболочки никак не могли попасть в чип. А существуют и другие потенциальные способы введения.

– Я… понимаю. Так. Большое спасибо.

Майлз представил себе, как идет к Иллиану: «Ты не можешь вспомнить каждый свой вздох за последние четыре месяца?» Прежний Иллиан мог бы вспомнить и это.

Его размышления прервал сигнал комма. Изображение споры сменилось лицом генерала Гароша.

– Милорд Аудитор, – почтительно кивнул Гарош. – Прошу прощения, что прерываю вас. Но, раз вы здесь, я хотел узнать, не могли бы вы заглянуть ко мне? Когда вам будет удобно, разумеется.

Майлз вздохнул:

– Конечно, генерал. – По крайней мере это дает ему повод отложить визит к Галени еще на некоторое время. – Я буду у вас через несколько минут.

Взяв дискету с докладом и запечатанные останки прокариота, Майлз отпустил доктора Уэдделла, который с радостью удалился. Невольно ускоряя шаг, Майлз шел по знакомым коридорам штаб-квартиры СБ, вверх и вниз, к кабинету, прежде принадлежавшему Иллиану, а теперь – Гарошу. Может быть – дай-то Бог, – Гарош обнаружил что-то новенькое. Что-то, отчего вся эта головоломка перестанет быть столь болезненной.

Гарош запер за ним дверь и собственноручно принес Имперскому Аудитору стул.

– Вы что-нибудь надумали за ночь, милорд? – поинтересовался генерал.

– Боюсь, что нет. Уэдделл подтвердил идентичность образцов. Наверное, вы захотите иметь копию.

Майлз протянул Гарошу дискету с докладом. Тот, кивнув, вставил дискету в комм и скопировал содержимое.

– Спасибо. – Вернув оригинал Майлзу, он продолжил: – Я пригляделся повнимательнее к остальным четырем ведущим аналитикам по Комарре. Двое из них вообще не имели возможности узнать о существовании образцов. У двух других отсутствует мотив. Во всяком случае, я такового не обнаружил.

– Идеальное преступление, – пробормотал Майлз.

– Почти. Действительно идеальное преступление – такое, которое не раскрывают вообще. Расследуемое нами близко к идеалу. Попытка вас подставить, по всем признакам, имела второстепенное значение и, следовательно, проделана менее тщательно.

– За все время, что я работал с дендарийскими наемниками, мне ни разу не удалось реализовать ни одного идеального плана операций, – вздохнул Майлз.

– Смею вас заверить, Департаменту внутренних дел этого тоже не удавалось, – признал Гарош.

– Все это очень косвенно, без признания.

– Да. И я не знаю, как его получить. Суперпентотал отпадает. Я тут подумал… может быть, вы сможете с этим помочь. Учитывая, что вы хорошо знаете этого человека. Используйте ваш знаменитый дар убеждения.

– Мог бы, – снова вздохнул Майлз, – если б был убежден в виновности Галени.

Гарош покачал головой.

– Как бы нам ни хотелось иметь больше доказательств, я сомневаюсь, что мы их получим. Часто приходится двигаться дальше, отталкиваясь от того, что есть. Необходимо двигаться вперед. Нельзя останавливаться.

– Пусть колесница катится вперед независимо от того, что давят ее колеса? – поднял брови Майлз. – И как же вы собираетесь двигаться вперед?

– Военный трибунал, скорее всего. Дело должно быть доведено до конца по всем правилам. Как вы справедливо заметили, оно не может оставаться подвешенным.

Какое решение примет трибунал, если ему в затылок будет дышать вся махина СБ, принуждая к быстрому решению? Виновен? Не виновен? Или более туманное «За недоказанностью»? Ему потребуется найти лучшего военного адвоката…

– Нет, черт возьми! Не желаю, чтобы кучка военных судей ломала себе голову, а потом все пошли домой ужинать. Если можно догадаться, я и сам могу гадать целый день напролет. А я хочу знать. Вам придется продолжить поиски. Мы не можем останавливаться на одном Галени.

Гарош шумно выдохнул и потер подбородок.

– Майлз, вы хотите, чтобы я начал охоту на ведьм. Это может нанести огромный ущерб моей организации. Вы заставите меня перевернуть СБ вверх дном, и ради чего? Если комаррец виновен – а я почему-то уверен, что так оно и есть, – то вам придется очень далеко зайти, чтобы получить подозреваемого, который будет вам по вкусу. Где вы остановитесь?

«Уж точно не здесь, черт побери!»

– Будущая императрица вряд ли будет довольна вами. Или мной.

Гарош скривился.

– Я отдаю себе в этом отчет. Кажется, она очень милая молодая женщина, и мне не доставляет удовольствия думать, что это может ее огорчить. Но я присягал не ей, а Грегору. Как и вы.

– Верно.

– Если у вас нет других конкретных предложений, я готов предъявить обвинение, и пусть решает трибунал.

«Ты-то готов предъявить обвинение, да я не готов его поддержать».

– Я могу отказаться закрыть аудиторское расследование.

– Если трибунал вынесет приговор, вам придется это сделать, милорд.

«А я этого не сделаю». Майлза вдруг осенило. Он может не закрывать аудиторского расследования вечно, и Гарошу ни черта не удастся с этим поделать. Неудивительно, что сегодня он столь изысканно вежлив, просто рахат-лукум. Майлз может даже наложить вето на трибунал… Но имперские аудиторы традиционно осторожны со своими огромными полномочиями. Их выбирают не за блестящие успехи в карьере, а за доказанную годами кристальную честность и неподкупность. Раньше даже пятидесятилетней проверки бывало недостаточно. Он не должен нарушать внутренние правила СБ больше, чем минимально необходимо для…

Гарош устало улыбнулся:

– В конце концов мы можем договориться, что не согласны друг с другом, но постарайтесь понять мою позицию. Когда-то Галени был вашим другом, и я понимаю ваше огорчение. Вот что я могу сделать. Вместо обвинения в измене я выдвину обвинение в попытке покушения на старшего по званию. Ничего страшного. Год тюрьмы, отставка без почестей, и Галени свободен. Вы даже можете надавить на имеющиеся у вас рычаги, чтобы добиться для него Высочайшего помилования и избавить от тюрьмы. Я не возражаю, лишь бы он убрался отсюда.

То есть сломать Дуву карьеру. А Галени – честолюбивый человек, стремящийся служить Комарре в новом и более мирном будущем, которое запланировал Грегор, и отчетливо сознающий открывающиеся перед ним возможности.