Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

Люди молчали.

– Преподобная Мать сказала мне, что не переживет нового хаджра, – проговорил Стилгар. – Нам уже случалось жить без Преподобной, но негоже людям искать себе новый дом без нее.

В толпе теперь зашевелились и беспокойно зашептались.

– Но печальная судьба может миновать нас, – продолжал Стилгар. – Наша новая сайидина, Джессика-от-Странных-путей, согласилась пройти обряд. Она попробует заглянуть внутрь себя, чтобы мы не ослабели без Преподобной.

«Джессика-от-Странных-путей», – повторила про себя Джессика. Она видела, как глядит на нее Пол, сколько вопросов в его глазах, но уста его оставались замкнутыми перед всей этой толпою.

«Если я умру, не сумев, что будет с ним?» – подумала Джессика. И вновь опасения хлынули в ее душу.

Чани отвела Преподобную Мать на каменную скамью в акустической нише, вернулась и стала рядом со Стилгаром.

– А чтобы мы не потеряли все, если Джессику-от-Странных-путей постигнет неудача, – продолжил Стилгар, – сегодня Чани, дочь Лайета, будет посвящена в сайидины. – Он сделал шаг в сторону.

Из глубины акустической ниши донесся громкий шепот старухи, резкий, пронизывающий:

– Чани вернулась из своего хаджра, Чани видела воды.

Толпа прошелестела:

– Она видела воды.

– Я посвящаю дочь Лайета в сайидины, – продолжила старуха.

– Мы принимаем ее, – отозвалась толпа.

Пол не слышал происходившего, все мысли его были об одном. Как сказал Стилгар?

«Если ее постигнет неудача».

Он повернулся и внимательно поглядел на ту, которую они называли Преподобной Матерью, на иссохшее лицо, в бездонную синюю глубину глаз. Казалось, ее унесет с места даже легкий сквознячок, но в хрупкой фигурке угадывалась сила, способная встать на пути кориолисовой бури. От нее исходила такая же мощь, как от Преподобной Гайи Елены Мохайем, испытавшей его гом джаббаром и мукой.

– Я, Преподобная Мать Рамалло, голосом которой говорит множество, так скажу вам, – продолжала старуха. – Чани пристало быть сайидиной.

– Пристало, – подтвердила толпа. Старуха кивнула и прошептала:

– Я отдаю ей серебряные небеса, золотую пустыню и ее сверкающие вершины да зеленые поля, которые будут. Их я отдаю сайидине Чани. А чтобы она не позабыла, что теперь ей служить всем нам, пусть поможет она в обряде семени. Да свершится все по воле Шай-Хулуда. – Она подняла худую темную руку, опустила ее.

Джессика, чувствуя, что близится ее время и пути назад уже нет, глянула разок на озабоченное лицо Пола и стала готовиться к испытанию.

– Пусть выступят вперед хранители воды, – сказала Чани чуть дрогнувшим голосом.

И Джессика поняла, что опасность близка, так настороженно притихла толпа.

По образовавшейся среди людей извилистой дорожке к возвышению приближалась группа мужчин. Они шли попарно. Каждая пара несла по небольшому, тяжело колыхавшемуся кожаному мешку, раза в два превышавшему размерами человеческую голову.

Двое из группы сложили свою ношу к ногам Чани и отступили назад.

Джессика поглядела сперва на бурдюк, потом на мужчин. Капюшоны их были откинуты, открывая длинные волосы, стянутые в пучок на затылке. Темные провалы глазниц их были обращены к ней.

Густой запах корицы поднимался от мешка к ноздрям Джессики. «Не специя ли?» – подумала она.

– Есть ли вода? – спросила Чани.

Слева отозвался хранитель воды, мужчина с пурпурным шрамом на переносице:

– Есть вода, сайидина, но мы не можем ее выпить.

– Есть ли семя? – спросила Чани.

– В ней есть семя, – ответил он.

Встав на колени, Чани возложила руки на дрожащий мешок:

– Благословенна будет вода и семя в ней.

Обряд был знаком, и Джессика обернулась к Преподобной Рамалло. Глаза старухи были закрыты, она сгорбилась на скамейке, словно уснув.

– Сайидина Джессика, – произнесла Чани.

Джессика повернулась к девушке.

– Вкушала ли ты благословенную воду? – спросила Чани.

И прежде чем Джессика открыла рот, ответила за нее:

– Нет, это невозможно. Ты не могла пить благословенную воду. Иномиряне лишены этого блага.

Вздох обежал толпу, зашелестели одеяния, по шее Джессики побежали мурашки.

– Урожай был велик, и делатель погублен, – сказала Чани и начала отвязывать свернутую в кольцо трубку у горловины колышущегося бурдюка.

Опасность обступила ее со всех сторон, чувствовала Джессика. Она поглядела на Пола, заметила, что таинственный обряд увлек его, но смотрел он только на Чани.

«Он видел уже когда-нибудь этот момент? – подумала Джессика. Положив руку на живот, она устремилась мыслью к нерожденной дочери. – Имею ли я право рисковать еще и ее жизнью?»

Чани протянула трубку Джессике и сказала:

– Вот Живая Вода, вода, которая больше воды… имя ее Кан-вода, что освобождает душу. Если ты можешь быть Преподобной Матерью, она откроет тебе всю Вселенную. А теперь, как решит Шай-Хулуд.

Обязанности перед Полом и нерожденным ребенком разрывали Джессику пополам. Она понимала, что ради Пола ей следует принять трубку и отпить из мешка, но едва она наклонилась, чувства предупредили ее об опасности.

Запах содержимого мешка отдавал горечью и напоминал запахи известных ей ядов, но и отличался от них.

– Теперь ты должна отпить из бурдюка, – сказала Чани.

«Назад пути нет», – напомнила себе Джессика. Но во всей науке Дочерей Гессера не отыскала она того, что могло бы помочь ей в этот момент.

«Что это? – спросила она сама у себя. – Хмельное питье? Наркотик?»

Она склонилась над мешком, вдохнула запах коричных эфиров, припомнила опьяненного Дункана Айдахо. Взяв трубку в рот, она сделала малюсенький глоток. Влага отдавала специей, язык слегка пощипывало.

Чани нажала на кожаный бурдюк. Рот Джессики наполнился жидкостью, которую она проглотила прежде, чем успела что-нибудь осознать, и попыталась сохранить внешнее спокойствие и достоинство.

– Малая смерть страшнее самой смерти, – произнесла Чани, не отрывая взгляда от Джессики.

И Джессика глядела на нее, не выпуская трубки изо рта. Она пробовала вкус содержимого глоткой, нёбом, ощущала запах ноздрями… он отдавался в скулах, в глазах… приятное, сладкое пощипывание.

Прохлада.

И вновь Чани влила жидкость в ее рот.

Тонкий вкус.

Джессика вглядывалась в лицо Чани… прелестный эльф… заметны отцовские черты, еще не огрубленные временем.

«Они дали мне наркотик, – подумала Джессика. – Он так непохож на любой из известных мне наркотиков, хотя в ходе обучения Бинэ Гессерит я испробовала множество различных составов!»

Черты Чани стали теперь столь четки, словно откуда-то на них брызнул ослепительный свет.

Наркотик.

Вокруг Джессики кружилось молчание. Каждым волокном собственного тела чувствовала она, что с ней происходят глубочайшие перемены. Она казалась себе мыслящей точкой, меньше любой субатомной частицы, но подвижной и ощущающей окружающее. В какой-то миг откровения – словно вокруг отдернули занавес, – она поняла, что ощущает некое психокинетическое продолжение собственной сути. Она и была этой точкой, и не была ею.