Фрэнк Херберт - Дюна [обновлённый перевод от 2019 года] [litres]

И мысль о каких-то там совпадениях даже не приходила им в головы.

«Удалось ли Полу пройти испытание в песках? – вновь подумала Джессика. – Он способен справиться с деятелем, но несчастный случай подстерегает и самых способных».

Ах, это ожидание!

«Скука, – подумала она, – можно ждать и ждать, но всегда скука ожидания одолевает».

В жизни своей ей пришлось уже изведать все виды ожидания.

«Мы здесь уже больше двух лет, – подумала она, – и не следует надеяться, что попытка вырвать Арракис из рук губернатора Харконненов, мудир-нахья Твари Раббана, может принести успех раньше, чем еще через дважды столько же лет».

– Преподобная Мать!

За тяжелым покрывалом входа раздался голос Хары, по-прежнему остававшейся в доме Пола.

– Да, Хара.

Покрывала раздвинулись, и Хара скользнула внутрь. На ней были ситченские сандалии, красно-желтый халат, оставлявший руки открытыми до плеч. Расчесанные надвое черные волосы охватывали голову надкрыльями жука. Остроносое, хищное лицо хмурилось.

За Харой следовала Алия, дитя примерно двух лет от роду.

Завидев дочь, Джессика, как всегда, невольно отметила ее сходство с Полом в этом возрасте: тот же серьезный вопрошающий взгляд, те же темные волосы, твердый рот. Были и кое-какие отличия… в том числе и то, что делало Алию несносной, с точки зрения взрослых. Дитя, чуть побольше младенца, держалось со спокойствием и самообладанием, не соответствующими возрасту. Взрослых шокировало, когда она улыбалась тонкой игре слов, касающихся взаимоотношений между полами. Или когда в нетвердом еще лепете ее неокрепшей гортани вдруг улавливали лукавые замечания, которые ну никак не могли принадлежать двухлетнему ребенку.

С преувеличенным вздохом Хара осела на подушки, хмурясь Алие.

Девочка подошла к матери, уселась на подушки и обхватила ее руку. Контакт плоти вновь восстановил ту душевную связь, которая была между ними с самого дня зарождения Алии. Здесь речь была не о мыслях, хотя и мгновения телепатии иногда случались, когда Джессика преобразовывала яд для церемоний, а дочь прикасалась к ней. Это было нечто куда более существенное – мгновенное ощущение единения с другой живой искрой, острое, дурманящее чувство нервного сближения, эмоционально связывавшего их в единое целое.

Джессика приветствовала Хару словами, подобающими в обращении с домочадцами сына:

– Субах уль-кахар, Хара. Хорошо ли провела ночь?

С той же привычной вежливостью та ровным голосом ответила:

– Субах ун-нар. Мне хорошо.

А потом вздохнула.

Джессика чувствовала оживление Алии.

– Гханима моего брата сердится на меня, – отвечала та полумладенческим голосом.

Джессика отметила слово, которым Алия назвала Хару, – гханима . У фрименов слово это означало боевой трофей, используемый отныне не по своему прямому назначению. Например, наконечник копья, который подвесили к шторе в качестве гирьки.

Хара нахмурилась вновь:

– Не пытайся одернуть меня, дитя, я знаю свое место.

– Что ты наделала теперь, Алия? – спросила Джессика.

За девочку ответила Хара:

– Не только отказалась играть с другими, но и отправилась куда не следовало бы.

– Я спряталась за занавесками и следила за родами Субиэй, – сказала Алия. – У нее мальчик, он все кричал, кричал! Такие легкие! И когда он уже накричался…

– Она подошла, тронула его, – перебила Хара, – и он замолчал. Каждый знает, что фрименский младенец должен откричать свое дома, в ситче, чтобы не выдать всех криком во время хаджры.

– Он уже накричался, – отозвалась Алия. – Я просто хотела прикоснуться к искорке его жизни. И все. А когда он почувствовал меня, то не захотел больше кричать.

– Люди опять будут говорить, – сказала Хара.

– А мальчик у Субиэй здоров? – спросила Джессика. Она видела, как обеспокоилась Хара, и недоумевала, в чем причины ее беспокойства.

– Здоровый, лучше не пожелаешь, – ответила Хара. – Все знают, что Алия не причинила ему вреда. И они беспокоились не о том, что она к нему прикасалась. Он сразу обрадовался и затих. Их опять смутила… – Хара передернула плечами.

– Странность моей дочери, – закончила за нее Джессика. – Ведь она говорит о том, чего ей ни помнить, ни знать не положено?

– Ну откуда ей знать, какими были дети на Бела Тегейзе? – взорвалась Хара.

– Но он же просто похож! – отвечала Алия. – Мальчик Субиэй как две капли воды похож на сына Миты перед расставанием…

– Алия! – сказала Джессика. – Я же предупреждала тебя.

– Но, мама, я же видела… это же правда…

Джессика покачала головой, заметив признаки возбуждения на лице Хары. «Кого я родила? – подумала Джессика. – Дочь моя от рождения знала не просто все то, что и я сама… Она знала больше – все, что знали Преподобные Матери в том уходящем в глубь времен коридоре внутри меня».

– И не только ее речи, – сказала Хара, – и эти ее упражнения: сядет, уставится в камень и шевелит одним только мускулом… у носа или на спине… на пальце или…

– Упражнения Дочерей Гессера, – сказала Джессика. – Тебе известно о них, Хара. Разве у моей дочери не может быть подобной наследственности?

– Преподобная Мать, ты знаешь, что для меня все это ничто, – отвечала Хара, – но люди есть люди, и они бормочут… Это опасно. Они говорят, что твоя дочь – демон, что дети отказываются с ней играть, что…

– У нее так мало общего с другими детьми, – отвечала Джессика. – Она не демон! Просто…

– Конечно, она не демон!

Джессика сама удивилась яду в тоне Хары, поглядела на Алию. Та, казалось, углубилась в раздумья… словно чего-то ждала. Джессика вновь обратилась к Харе.

– Я уважаю домочадцев моего сына, – сказала Джессика, почувствовав, как шелохнулась рядом с ней Алия. – Говори прямо, что тебя беспокоит.

– Я не долго еще пробуду в его доме, – отвечала Хара, – я ждала все это время ради своих сыновей… той школы, которую они смогут пройти как сыновья Усула. Это немногое, что я могу им дать, раз всем известно, что я не разделяю ложе с твоим сыном.

И вновь Алия шевельнулась рядом с нею, теплая, полусонная.

– Ты была бы хорошей подругой моему сыну, – сказала Джессика и подумала про себя (эти думы не оставляли ее): «Подругой… не женою». Мысли Джессики устремились прямо к сердцевине событий, вечной теме для разговоров в ситче, начавшихся, когда союз сына с Чани стал очевидным и постоянным, как настоящая женитьба.

«Я люблю Чани», – подумала Джессика и напомнила себе, что долг короля требует, чтобы даже любовь уступала место необходимости.

– Думаешь, я не знаю, что ты наметила для своего сына?

– Что ты имеешь в виду? – требовательным тоном спросила Джессика.

– Ты хочешь, чтобы все племена объединились под рукой Его, – сказала Хара.