Сергей Григоров - Магия Мериты [СИ]

— Только не вздумайте лезть к нему с соболезнованиями, — желчно сказал Илвин. — Считайте, что я вам ничего не говорил. Он сообщил мне свое решение, можно сказать, по секрету, как старому товарищу. Сейчас я проявил несдержанность и раскаиваюсь в этом.

— Хорошо, не будем. Продолжай свой рассказ.

— В то время невозможность установить наше положение в пространстве повергла меня в шок. Я воспринял это как личный вызов, и бросил все силы на поиски выхода. Помнится, первые два-три дня я совсем не спал и постоянно принимал сильнодействующие средства для повышения работоспособности. Скоро мне стало очевидно, что весь используемый нами математический аппарат в сложившейся ситуации бессилен. Точнее, загвоздка оказалась не в математике, не в формулах, а в их понимании, интерпретации. В настоящее время развиваются несколько противоречащих друг другу систем. Одна из них, самая старая, восходит аж к Илину — основоположник надпространственного движения представлял его как пересылку чистой информации. Наиболее распространено, однако, представление о надпространственном перемещении как о движении в неких «высших» измерениях. Это соответствует общефилософскому постулату, утверждающему, что в природе нет ни одного выделенного числа, кроме нуля и единицы. Иными словами, все существует либо в единственном числе, либо в неопределенно большом. Из этого-то и делается вывод, что наше пространство имеет не три, а бесконечное количество измерений. Совершенно различные восприятия… В общем, я был вынужден вернуться к азам. Все бы ничего, но то ли я съел что-то не то, то ли вскрылись старые раны, но мое самочувствие оказалось аховым. Астаройт, заметив мое состояние, вызвал врача. Хотели меня забрить в госпиталь, но я смог отбиться. Единственное, что не давало мне сосредоточиться на работе — резкая боль в боку. Вероятно, случилось какое-то функциональное расстройство печени…

— Не мудрено при том количестве орешков, которые ты жевал, — ехидно вставил Рюон.

— Возможно, — серьезно согласился Илвин. — Я нервничал. Откровенно говоря, я был близок к отчаянию. И тут вспомнил о лекарстве, предложенном Марком. Принял одну таблетку — значительное облегчение. Вроде бы все ничего, но неожиданно у меня возникла поистине сумасшедшая идея: я решил поколдовать.

— Вот уж в самом деле неожиданность.

— Да, гениальность всегда соседствует с сумасшествием. Вспомнил я и твое, Вэр, замечание, что в безвыходной ситуации в меритской общине предлагают обратиться за помощью к магу. А поскольку призвать, например, Марка, было невозможно, я решил самому стать им. Начал имитировать его движения, мимику, жесты, манеру говорить… Вживаясь в его образ, я словно приобретал его способности мышления…

— Представляю, как тебе нелегко приходилось! По габаритам он раза в три тебя больше, да еще эта серебряная волна.

— Кстати, Рюон, ты имеешь хоть какое-нибудь предположение, что она из себя представляет?

— Мне кажется, она возникала тогда, когда Марк совершал нуль-пространственные перемещения.

— Интересно, у меня были схожие мысли. Единственная, на мой взгляд, неувязка — я не могу понять, зачем ему нужны эти почти мгновенные переходы туда-обратно.

— На этот счет у меня тоже есть одна гипотеза, но настолько фантастическая, что я предпочел бы держать ее при себе. Продолжи лучше свой рассказ.

— А я, собственно, уже все сказал. Возможно, я не вполне точно вжился в образ Марка внешне и внутренне, но мне помогло то, что под рукой оказались лекарства, которых он лично касался. Таблетки, как мне кажется, несли часть его магического заряда. Стоило мне принять последнюю — и пришло озарение. Главное не в том, как я действовал, а в том, как рассуждал. Для историков науки, несомненно, наибольший интерес будут представлять скрытые мотивы моих поступков. Вы готовы внимательно выслушать меня?

— Конечно.

— В силу важности затрагиваемой темы, начну издалека, в твоей, Рюон, манере — от праотцов.

— Я не хотел давать отрицательного примера.

— Не знаю, что ты там хотел или не хотел, но тебе придется пожать посеянные плоды. Так вот, я задумался о происхождении современного подхода к познанию природы. Как мне представляется, магия — это старшая сестра религии и науки. Первоначальный конгломерат понятий предцивилизованного человека об окружающем мире есть то, что можно назвать магией в широком смысле этого слова. Со временем от нее отпочковалась религия, выросшая на идее изменчивости мира, находящегося под властью высших сил, и на стремлении человека умилостивить эти силы, выпросить себе кусок пожирнее. Позже объявилась наука, украв у магии представление об объективности всего сущего и стремление человека управлять миром, познав законы, которым мир подчиняется. Наука вобрала в себя всю эмпирику и «правильные» методы умозаключений, которые сейчас мы называем логическими. За магией стали числить лишь те ассоциации и преобразования идей, которые отнесены в разряд неправильных. Я достаточно понятно излагаю?

— По крайней мере — интересно. Пока. Так что продолжай.

— Роясь урывками в корабельной библиотеке, я нашел подтверждение того, что магия признает всего один фундаментальный закон — закон симпатии. Другое его название — закон подобия, имеющий краткую формулировку «все подобное пытается сохранить свое подобие». Смысл его в следующем. Все в мире связано между собой. Одни связи сильные, другие — нет. Если две вещи соприкоснулись, между ними образуется сильная связь, которая останется таковой некоторое время, даже если вещи разъединить. Внешняя схожесть двух предметов также порождает сильную связь. Если что-то происходит с одним, аналогичное случается со всеми прочими, находившимся с данным предметом в сильной связи-симпатии. На этом-то и основаны магические приемы, пренебрегающие причинно-следственными отношениями и потому логически необъяснимые. Хочешь вызвать дождь — делай так, будто бы ужасаешься наводнения. Хочешь удачной охоты — нарисуй будущую добычу, проткнутую копьем. Хочешь выздороветь — кричи, радуйся, что болезнь прошла. Я вживался в образ мага для того, чтобы обрести часть его силы. Ну, и что вы на это скажете?

— Ничего. Победителей, как известно, не судят.

— И это все?

— Надо бы всех капитанов Межзвездного Флота познакомить с Марком, а заодно и всех крупных ученых, всех спасателей… да и вообще всех людей — мало ли кто попадет в сложную ситуацию.

— Я серьезно спрашиваю. Сейчас, бросая взгляд в прошлое, я почему-то все больше и больше склоняюсь к мысли, что пойди я другим путем — мы бы до сих пор пребывали б в неизвестности, где мы и что нам делать. Или, поджав хвост, просили бы у меритцев разрешения вернуться обратно.