Чайна Мьевилль - Посольский город [litres]

– А еще она работает как усилитель, – сказала нам Саутель. – Стимулятор. Подкачивает переднюю островковую долю мозга и переднюю часть коры головного мозга. Центры эмпатии. – Она взяла штуковину в свою лабораторию и изучала ее, чтобы понять, что и как она делала, а потом создать вторую такую же. МагДа часами пропадали у нее, ни на миг не позволяя ей отвлекаться от задачи.

– Они что-то задумали, – сказал мне Брен. – МагДа. Сразу видно, что у них есть идея.

Эз не обещал, что будет нам помогать, но мы не дали ему шанса поступить иначе, и теперь он выражал свое несогласие тем, что сидел и дулся. Подчиниться нам ему придется.

– Ты это сделаешь? – спросила я у Брена в ту ночь. Я говорила негромко. Он отвел взгляд. Именно в минуты наготы, когда, следя за тем, как ночные огни города, с появлением биокостров ставшие похожими на карнавальные, лились в окно, лакируя его тело стареющего атлета, я чувствовала, что мы можем говорить.

– Нет, – сказал он. – Я не хочу. Я слишком стар, слишком болен. Мне даже кажется, что у меня не получилось бы. Знаю, что особенного выбора у нас нет. Но у меня не вышло бы: я сказал бы что-нибудь не так и не то. Тот, кто за это возьмется, должен очень-очень хотеть жить, а я не хочу, то есть недостаточно. Не обижайся. Тяги к смерти у меня нет, но и достаточной… энергии тоже.

– Да, я знаю. Эз подрез, им нужен поворот. Что ж, всегда можно обратиться к послам и найти отчаянного, кто рискнет и даст отрезать себя от двойника. Теперь это должно быть уже не так трудно. Спорю на деньги… – При этих словах он расхохотался, так ничтожны теперь стали деньги. – Держу пари, кто-нибудь из новых разделенных не откажется нам помочь. Кто-нибудь из них наверняка окажется поворотом. Но ты и сам знаешь, кого мы выберем. – Он повернулся ко мне. – Это наверняка будет Кел.

Мы оба молчали. Я даже не смотрела на него.

– Что мы знаем про Эза и Ра? Они не были двойниками. Но, может быть, у них было кое-что общее, и это было важно. Ненависть. Мы ведь не нового посла воспитываем, мы синтезируем наркотик. И мы не должны упустить ни один известный нам ингредиент. Нам нужен поворот, который ненавидит подреза. Голос, который пытается разорвать себя надвое. Ладно, Эз пришел и разрушил наш мир. Так почему бы послам не ненавидеть его за это? И мне тоже? – Он улыбнулся мне так красиво. – Но я устал от этого города, и недостаточно ненавижу Джоэла Руковси, Ависа. А нам нужен тот, кто ненавидит. Кел потерял не только свой мир, но и своего двойника. Он достаточно сильно ненавидит Эза. Моя ненависть по сравнению с его ненавистью все равно, что спитой чай рядом со свежей заваркой. Вопрос вот в чем, знает ли уже Кел о том, что ему предстоит сделать?

Может быть, подумала я. Он должен знать, в чем его долг: стать симбионтом человека, который отнял у него прошлое, будущее, убил его двойника.

Перед началом операции комитет объявил собрание, которое, как мы все знали, должно было произнести напутственное слово Келу. Он напоминал мальчишку, который вдруг решил покапризничать в свой день рождения. Он разыскал меня.

– Вот, – сказал он. Он стоял так близко, что я отступила и попыталась сказать что-нибудь нейтральное, но он продолжал совать что-то мне прямо в нос. – Ты должна… взять это, – сказал он. У него еще осталась эта привычка останавливаться посредине фразы, словно ожидая, что ее закончит Вин. Это было письмо Вина. – Ты его читала, – продолжал он. – Ты знаешь, что ты значила для него. Оно твое, не мое. – Желая вроде как наказать его за многое из случившегося, я не отпрянула, а взяла протянутый листок.

– Что, черт побери, вы столько времени делали со Скайлом? – спросила я.

– Ты спрашиваешь про сейчас?

– Ну не про тогда же, – холодно ответила я. И сложила на груди руки. – Не на Фестивале Лжецов. Я и так прекрасно знаю, что вы тогда натворили, Кел.

– Ты… понятия не имеешь… – медленно ответил он, – почему мы сделали то… что должны были сделать…

– Фаротектона ради, хватит, – яростно прервала его я. – По-моему, я как раз таки имею очень ясное понятие о том, почему – потеряв контроль над Языком, разве узнаешь, что будет с послами, а? Хотя, по правде говоря, даже если это не вся ваша история, мне плевать. Я не про тогда говорю, я про сейчас. С того момента, как все это началось. Сурль/Теш-Эчера давно уже не было, а вы все продолжали проводить время со Скайлом, с тех самых пор, как появились ЭзРа. И все пошло… Что вы с ним делали? Ты и Вин?

– У Скайла всегда много планов, – сказал он. – Мы строили планы. Он и я. Вин… сделал из них другие выводы. – Он рассматривал меня. Именно прочитав записку Скайла, Вин покончил с собой. Вне зависимости от того, чем был и чего хотел сам Скайл, Вин чувствовал с ним какую-то общность – общее горе или общую потерю. Видел в нем брата по несчастью – человека, который тоже любил меня и потерял? У меня заныло под ложечкой.

Пока Кел был под наркозом, Эз впал в панику и стал твердить, что ничего не будет делать, не будет нам помогать, что он не умеет, у него не получится. Один из охранников рассказал мне потом, как посреди его маленькой истерики появились МагДа. Маг осталась стоять у двери, а Да подошла к сидевшему Эзу, наклонилась над ним и ударила его кулаком в лицо. У нее лопнула кожа на костяшках.

Бросив охране «Держите его», она снова опустила на него свой окровавленный кулак. Он орал и извивался, его голова моталась из стороны в сторону. Подняв глаза, он в глубочайшем изумлении смотрел на Маг и на Да, подвывая от боли расквашенными губами. Тихо и без эмоций Маг сказала ему:

– Вообще-то, мы пришли сообщить тебе, что ты будешь говорить на Языке с Келом. Ты научишься делать это, и быстро. И впредь будешь беспрекословно слушаться меня, служителей и всех членов комитета.

Сама я там не присутствовала, но мне говорили, что именно так все было.

Бессмысленные набеги на наши баррикады все продолжались. Новая граница нашего городка дурно пахла ариекайской смертью. Наши кирпичи осыпались на трупы Хозяев. Наше биологическое оружие голодало и умирало. Терротехническое тоже начинало подводить. Недалек был тот день, когда нам предстояло сойтись с ариекаями в рукопашной.

Нам грозила обычная для всех блокадников гибель: от нехватки ресурсов. Пища перестала поступать по петлям специального кишечника, соединявшего Послоград с его субподрядными фермами, а внутригородские запасы были отнюдь не бесконечны. Мы не получали больше энергии от ариекайских станций, а наши резервы таяли.

Я так и не сумела убедить себя в безвредности ностальгии, но и побороть ее тоже не сумела. Тогда, глядя на улицы, которые изгибались совсем не под теми углами, какие придали бы им люди, или обрывались и переходили друг в друга столь чужеродно, почти кокетливо, будто играли с нашим представлением о телеологии, я не могла не вспоминать те дни, когда смотрела на них еще ребенком и систематически населяла невидимый за ними город всеми мыслимыми и немыслимыми детскими выдумками. Из тех времен бежал стремительный ручеек всего остального. Учеба, секс, друзья, работа. Раньше я никогда не понимала, как это возможно – не жалеть ни о чем, не могла понять, почему это не трусость, но теперь внезапно обнаружила, что не жалею не только о времени, проведенном вовне, но и о возвращении. Ни даже о встрече со Скайлом. Когда я отключила свое внимание и отпустила его бродить по недоступным теперь улицам – служившим раньше янтрами воспоминаний, – я не то чтобы стала лучше думать о своем муже; нет, я вспомнила, что именно в нем я любила.