Андрей Федоткин - Зверек

В перерывах между услужениями своему мохнатому богу экипаж пытался заниматься привычными делами. Василий, ругаясь, как грузчик, починил проигрыватель и заменил десять музыкальных треков воплями зверька, предварительно записанными на диктофон. Григорий честно старался вести наблюдения за активностью Хадара, но к концу второго дня обнаружил, что две страницы журнала, в который он записывал данные, сплошь изрисованы схемами мышеловок. Пришлось эти страницы заменить.

Коллеги стали вспыльчивыми и злыми, ссоры заметно участились, но зверька это нисколько не волновало. Всевидящий и невидимый, он требовал от своей маленькой паствы беспрекословного подчинения и выполнения всех требований. Один раз Григорию удалось поймать за шкирку зазевавшегося зверька, когда тот пробегал мимо открытого люка, но питомец вырвался, больно укусив астронома за палец. Инструкция, правда, уверяла пользователя, что АДП не способен нанести вред человеку, но, по всей видимости, синяки вредом не считались.

— Может, он у нас какой-то бракованный? — ворчал Григорий, роясь в аптечке в поисках средства от гематом.

— Вряд ли, скорее имеется общий программный просчет, — ответил механик. Он уже раз сто прочитал мануал и знал его почти наизусть. — Опираясь на опыт общения с УПС, можно предположить, что эти гады тупо взяли своих механических тварей у какой-нибудь фирмы на бета-тестирование и разослали по станциям. Заодно еще денег наверняка запросили, а от нас потребуют к концу вахты отчет о работе устройства. Помнишь ту настольную игру? Я ведь потом видел ее в магазине сувениров.

— Да ты что?

— Ага, с надписью: «Любимая игра космонавтов». Я даже сфотал ее тогда.

К концу четвертых суток товарищи по несчастью всерьез озаботились проблемой мытья и вычесывания питомца. Нужно было заранее подготовиться к этому процессу и по возможности предвосхитить потребность зверька в гигиене, ведь выносить «легкий звуковой сигнал» дольше получаса не могло ни одно живое существо, обладающее более-менее развитым слухом. Но прежде следовало изловить АДП, а это представлялось делом безнадежным. Было перебрано невероятное число вариантов (рассматривались даже зарисовки из журнала Григория), однако остановились напарники на самой простой схеме. Василий сварил из кусков поврежденной недавним метеоритным дождем обшивки ящик-ловушку с захлопывающейся крышкой; затем, после череды испытаний, в ходе которых, к сожалению, пострадал второй палец Григория, ловушку с помещенной в нее приманкой запихнули в вентиляционный люк.

На несколько мучительно долгих часов друзья затаились в ожидании. Наконец в тишине станции раздался щелчок захлопнувшейся крышки и недовольное ворчание маленького чудовища. Страдальцы бросились к зверьку. Василий, надев перчатки от скафандра, осторожно извлек из коробки отчаянно вырывающегося питомца, после чего тот, невзирая на сопротивление, был вымыт, вычесан и помещен обратно в коробку. Друзья вздохнули с облегчением.

Сутки после этого были почти идеальными. Зверь, ошарашенный переменами, оставался тих и задумчив. Он молча ел предложенную пищу, пил воду и почти не сопротивлялся, когда его доставали, дабы удовлетворить потребность в общении или убрать за ним лужу и черную дробинку, действительно выходящую наружу без особых изменений. Но в момент, когда космонавты окончательно расслабились, зверек умудрился открыть крышку и вновь скрыться в недрах корабля.

С этой поры его тактика разительно изменилась. Он больше не требовал, чтобы с ним играли, он развлекал себя сам. Воинственный и неуловимый, как герилья, питомец совершал диверсии, портя все, что не попадало под определение станционного оборудования, съедал оставленную ему еду, выпивал воду и скрывался. Если же еда ему не оставлялась, то маленькая тварь неизменно скрывалась в вентиляции и начинала орать. В руки этот кибернетический дьявол больше не давался, изобретаемые Василием ловушки игнорировал и в целом вел себя как существо хитрое, изворотливое и невероятно злое.

Пришлось кардинально пересмотреть уклад: все личные вещи были прибраны в тумбочки и коробочки, журналы и тетради для ведения отчетности спрятаны в сейф, а обеденный стол отодвинут от люка воздухозабора, — причиной послужил крайне неприятный инцидент с кружкой чая и «водой», вылившейся в чай из вышеозначенного люка. В кают-компании был повешен криво разлинованный листок с графиком смен по питомцу. Все эти меры сделали жизнь на станции более-менее сносной, но, к сожалению, все же недосягаемо далекой по уровню комфорта от казавшегося ныне идеальным дозверькового периода.

Прилетевший на восьмые сутки Быстров застал приятелей в момент капитуляции. Экипаж станции выкинул метафизический белый флаг и окончательно сдался на милость автоматического домашнего паршивца.

— Ну что вы, тудым-сюдым, не все ж так плохо? — озабоченно спрашивал Быстров, глядя на осунувшиеся лица станционщиков.

— Не все, — мрачно ответил Григорий.

— Вообще-то, он достаточно милый, — ледяным голосом подтвердил Василий.

Быстров, который не понял бы, что такое сарказм, даже если бы этим сарказмом его долго лупили по голове, радостно улыбнулся:

— Ну я же, тудым-сюдым, говорил, что он вам понравится! Да я, блин, сам бы такого завел. А чего это вы такие грустные? Не выспались?

— Не выспались, — хором подтвердили друзья.

Что-то в их тоне насторожило пилота, и он предпочел сменить тему:

— А как там моя бандура?

Василий слегка оживился:

— Жива твоя бандура. Пойдем, установлю.

К этому моменту мстительный Петрейкин успел перезаписать около тридцати песен, и место таких несомненных хитов, как «Дорога между звезд», «Звезды дальнобоя» и «Жди, жена, я на звездной дороге», теперь занимали различные вариации жуткого крика в исполнении безумного детища УПС.

Монтировали приемник на удивление долго, изнуренный недосыпанием механик то путал клеммы питания, то забывал подключить динамики, и приходилось раз за разом снимать крепления и доставать плеер из бортовой панели. Наконец все было закончено. Петрейкин покопался в плей-листе и после долгого отбора нашел песню для проверки. Кабину наполнили звуки плохо синтезированных гитары и ударных, и хриплый до омерзения голос затянул: «Дальнобой, тебя ждут на Земле, ты один на своем корабле много дней без бухла и жены, о Земле твои грустные сны…»

Быстров был невероятно счастлив. Он долго и искренне благодарил механика и отчалил от станции в блаженном состоянии.

— Хорошо хоть, ты этому гаду плей-лист поправил. Это же надо было такую свинью нам подложить! — злорадно прошипел Кулесов.

— Тихо, — неожиданно перебил его Петрейкин. — Слушай!