Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

Нёйд, сердито лопоча, посмотрела на эту пантомиму и, решившись, схватила Люба за руку. Потянула, подбородком указывая на тропу. А потом указательным пальцем — резко вниз. На солнце — и еще раз вниз.

Риндир оглядел верхушку холма, не осталось ли каких вещей. Перебросил спальник через плечо.

— Похоже, девушке хочется нам что-то показать. Или не хочется здесь оставаться. Или хочется, чтобы мы отсюда ушли. Не в землю же она нам закопаться предлагает.

— На твоем месте я бы не был так уверен, — заметил Люб саркастично. Отобрал спальник и еще раз набросил нёйд на плечи. С сомнением покосился на ее босые ноги и ковыляющую походку. Спросил Риндира: — Слушай! Может, мне в котика обратиться? Пусть поедет верхом, как королева.

— Лучше в козлика, — сказал штурман, заглядывая вниз и понимая, что переоценил удобство ведущей наверх тропы. Для козла она была бы в самый раз — при их умении лазать по почти вертикальному склону, цепляясь за неровности камня раздвоенными копытцами. Для кибера с его воздушной подушкой, в общем-то все равно, даже если и съедет на пару-тройку метров с козырька, где и ступню толком-то негде поставить. Сюда-то штурман карабкался лицом к горе и был слишком озабочен, чтобы оглядываться. А сейчас смотрел на корявые желтые камни, осыпи, пересекающие тропу щели и думал, что сюда-то девушка попадала в вороньем обличье, не иначе. И что сам он не против превратиться. Ясен сокол — а, как дурак, боится высоты.

— Ты не боишься напугать ее этим своим превращением? Вроде вороны и котики не очень ладят… — сказал Риндир, невольно стараясь оттянуть спуск. Люб фыркнул и закрепил на поясе страховку — выплюнутую кибером мономолекулярную нить из прочного полимера. Запасной пояс закрепил на талии ведьмы. С сомнением посмотрел на ее босые ноги.

Нёйд ощупала пояс. Пожалуй, и на язык бы его попробовала — сумей так изогнуться. Риндир отметил, что она им все сильнее доверяет. Ну, или выхода у нее другого нет.

— Ты первым иди, подстрахуй ее, — попросил Люб. — Я слишком тяжелый.

Штурман, насвистывая что-то легкомысленное, шагнул на тропу.

— Надеюсь, мы не утонем в болоте ночью. Экипаж нам этого не простит.

— А ты решай проблемы по мере необходимости, — пустил мысль, как стрелу ему в спину, врач.

Пожалуй, идея обратиться в кота и везти женщину на себе была не такой уж плохой. Бодро одолев относительно пологий участок, нёйд все чаще спотыкалась и тяжело дышала. А раз, отвлеченная стрекотом кибера, чуть и вовсе не слетела с тропы. Люб поймал ее за локти и тут же отпустил, ощутив сопротивление. Спасенная повернулась, встретившись с ним глазами. Врач указал сперва на нее, потом себе на плечи. Повернувшись, слегка присел, чтобы ей было ловчей взобраться. Прохладные руки обхватили его за шею, сам он подхватил нёйд под колени. И снова стал спускаться, услыхав в голове насмешливое:

— Оседлала парня ведьма… Эй, ты сказок не читал, что ли? Загоняет вусмерть в полях под Киевом.

— Заткнись, а то сам ее понесешь, — огрызнулся мысленно и понял, что никому нёйд не доверит. В конце концов, это его врачебный долг…

Штурман зафыркал.

У подножия нёйд завозилась, пытаясь освободиться, и Люб опустил ее на землю. Солнце опустилось так низко, что от каждого куста, от каждой кочки падали длинные тени, сделав топи полосатыми, воздух странно мерцал, столбами вилась кусачая мелюзга. Туман собирался в ложбинах прядями, поднимался, густел.

— Заяц пиво варит.

— Тут этих зайцев два вагона, — заметил Риндир скептически. Повернулся к ведьме: — Теперь куда?

Она потянулась к ножу, висящему у Люба на поясе.

— Дать? — с сомнением спросил тот. Нёйд, словно поняв, закивала. Профессиональным взглядом оглядела протянутое оружие. Попробовала на ногте и — полоснула лезвием по ладони. Разлетелись вишневые брызги.

— Ох ё! — темпераментно выдохнул Риндир.

А женщина вернула Любу нож и решительно шагнула в туман.

— Живей за нею! А то кровью истечет.

— Это тебе анализ крови.

— А? Да, — Люб на ходу прижал окровавленный клинок к сканеру, и тот, чмокая, впитал вишневую жидкость. Мужчины шли за нёйд след в след. Туман, все еще поднимаясь, расходился перед ними узкой, словно пробитой ножом щелью, а условная тропа под ногами красновато светилась. Были отчетливо видны травинки, черные листья и ягоды, выступающие из тумана ветки, купы вереска… И элвилин не могли определить, меняет так цвета заходящее солнце или жирно капающая из ладони нёйд кровь.

Люб бурчал:

— Безобразие.

— Она явно знает, что делает. Жертва болотным духам, видимо. Ну некогда было куропатку ловить.

Врач сердито выпятил губу:

— Фенхеля на будущее с собой возьмем, он разбирается.

Нёйд посмотрела на солнце и на мужчин — словно поторапливала.

— Мне кажется, или с пространством что-то творится? — штурман обернулся на оставшуюся позади гору. Она оказалась намного дальше, чем должна была. — И тропа… Не вязнем, не качаемся — словно посуху идем.

— Да ну тебя с этой тропой! — Люб обогнул Риндира и нерешительно взял ведьму за руку.

— Mitte nüüd! — каркнула она резко. — Kiirem!

— Быстрее! — вдруг ожил переводчик.

— И так бежим почти! А тут ты еще… — на ходу попенял ему штурман.

Тропинка резко вильнула и наконец закончилась. Они стояли на острове выше границы тумана, переводя дыхание. Сама же нёйд с гортанным криком метнулась еще выше, к холму под сенью разлапистого дерева — корявого, старого. Один могучий сук, начисто лишенный листьев, вытянулся, словно перегораживая незваным гостям дорогу.

— За ней! — переглянувшись, мужчины запрыгали по корягам и бурелому, кибер гнался за ними.

— Ох ё… ёшкин кот, — Риндир резко затормозил. Люб врезался в него и упал сверху, вовремя спружинив руками и ногами, чтобы не задавить худого друга. Распрямился и тоже придушенно вскрикнул: круглый холм с дубом был огорожен кривым тыном: с угрозой торчащие наружу колья с обожженными остриями, воткнутые между ними и развешанные по неошкуренным бревнам кости неведомых животных — от гигантских одиноких до нанизанных на веревки мелких. И черепа, черепа…

Некоторые звериные, вытянутые или округлые, сохранившие местами рога и челюсти. А некоторые — человеческие. Пустые зенки, смеющиеся зубы. Все изжелта-серые, или с прозеленью, кое-где сколотые, лишенные плоти, словно вымытые дождями или самим временем. От ограды веяло древностью и жутью. На закате она особенно впечатляла.

— Ёшкин кот… — подпирая левую щеку левой рукой, повторил Риндир. Люб же нырнул в пролом ограды и протиснулся в темное отверстие на изумрудном боку холма — протиснулся с трудом: было оно не шире устья русской печи. Перестали сыпаться камешки и земля, очистился комбинезон, и распрямиться внутри можно было. Но оглядеться Люб толком не успел: глаза не приспособились к полумраку. Отчетливо увидел только угли и тень — нёйд, раздувающую угли в прямоугольной яме. Перемазав щеки и руки, она дула, постанывала, дула снова. Люб примостился с нею рядом, так, чтобы от могучего дуновения пепел не полетел ей в глаза. Стянул дыхательную маску, и сотни запахов обрушились на него приливной волной. Мха, сена, торфа, горчащей золы и плесени.