Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

Селестина превратилась, и Фенхель подал ей одежду. Без раздумий нёйд вошла в водопад, элвилин — за ней.

Стена воды отгораживала высокий гулкий грот со скользкими мокрыми камнями. Приходилось двигаться осторожно. Аурора только сердито чмокала, наблюдая, как нёйд дикой козочкой прыгает с камня на камень, не опасаясь повредить босые ноги острыми гребнями. Водопад грохотал за спиной, между камнями пробивались, словно прыгали со ступеньки на ступеньку ручейки, пенились гребнями, переваливаясь через уступы, тянули за собой мусор и мелкие камешки, слизывали с бережков ряску и скользкий мох. В грубо обработанной арке прятались украшенные резьбой каменные двери. Не дав гостям толком рассмотреть изображение, Селестина прижала к дверям ладонь, и створки, грохоча, разошлись ровно на такое расстояние, чтобы мог протиснуться худой человек. Нёйд, облизнув ладонь, свободной рукой указала гостям на щель. Сама вошла последней, и невидимый механизм заставил створки снова плотно сомкнуться. Сделалось темно. Даже для острого звериного зрения элвилин. Но прежде чем они включили приборы ночного зрения, нёйд зажгла торчащий в кронштейне огрызок факела.

— За мной, осторожно. Тут ступеньки.

Эхо разнесло и усилило шепот. Гости огляделись. Селестина привела их в пещеру, едва обработанную человеческими руками. Пещера спускалась вниз неровными уступами, между которыми вилась, резко понижаясь, каменистая тропа. Потолок был высокий и неровный, а боковые стены терялись в темноте.

— Возьми пробы воздуха, — сказала Фенхелю Аурора.

— Уже.

Огонь факела дрожал, и все предметы отбрасывали долгие, шевелящиеся тени, словно живущие своей особенной жизнью. Так что при спуске элвилин больше полагались на чувство пространства и координацию, чем на зрение.

— Стой, — Фенхель придержал начальницу за локоть. На уступах справа и слева кто-то сидел. Сидел на корточках абсолютно неподвижно, только слабо колыхалась оплетавшая серые скукоженные фигуры паутина. Согнутая спина, худые руки, обхватившие подтянутые к груди колени. Из-за густой пыли не разобрать, во что одеты мумии. Только чуть взблескивают ступенчатые короны, пригибающие головы к земле.

— Жуть… — выдохнула Бьяника.

Селестина выше подняла факел:

— Дорога мертвых королей.

Дальше, сколько хватало зрения, уступы тоже были заняты, и ряд мумий медленно растворялся в темноте.

— Интересно, меня сразу проклянут, если я подберусь со сканером поближе? — громко подумал Фенхель.

— И не вздумай! — отозвалась Аурора резко.

— Но это же… это же… такая сложная система погребения! — антрополог споткнулся и раскинул руки, чтобы удержать равновесие. — Это же переворачивает все наши гипотезы о местной цивилизации с ног на голову!

Начальница поймала его за локоть, фыркнула:

— Сам, гляди, не перевернись!

— А! В бронекостюме не разобьешься.

— А Селестина?

Мумии королей уходили назад, антрополог вертел шеей так, что вполне ее мог свернуть, и госпожа Бьяника на всякий случай его локоть не выпускала. А возможно, признала она неохотно, древние короли ее просто пугали. Хотя… покойники не кусаются.

— Знаешь, — продолжил Фенхель, меня все мучило, что мы больше знаем о древних скандинавах, чем славянах. Нет, археологических находок, компьютерных моделей, реконструкций более чем достаточно, но они все искажены призмой внешних наслоений, хотя бы той же Византийской империи. Ее хитрецы, ее проповедники ловко подменяли общую картину и суть, внедрялись в чужой уникальный мир. И затерли, уничтожили то, что считали в славянах варварством. От богов до их собственного алфавита.

Он задумчиво глянул на шуршащие камешки под ногами.

— А здесь мы можем увидеть подобное развитие, не затронутое внешними факторами, вторжениями.

— Исключая нас.

— Ну, мы же не собираемся активно вмешиваться, — обезоруживающе улыбнулся Фенхель. — Из меня получился бы плохой проповедник. А вот мечта остаться здесь с экспедицией с Земли у меня определенно появилась.

— Хочешь насмешить богов — поделись с ними своими планами, — фыркнула Аурора.

— Планами не планами, а вот свои новые фото я тебе охотно покажу.

Антрополог увлекался голографической фотографией столь же страстно, сколь основной своей профессией, может, потому до сих пор не женился. Но поразмыслить об этом госпожа Бьяника не успела. Новые двери расходились еще тяжелее, чем предыдущие, гремел и лязгал механизм.

Трое вошли внутрь, и створки сомкнулись. Селестина погасила и сунула в держалку факел. Но и нужды в нем не было. Косые лучи солнца, проникая в проемы крыши, давали достаточно света для эльфийских чувствительных глаз. И даже для человеческих его бы хватило вполне. Голубовато-золотистые лучи делали воздух дымным, завершаясь где-то на уровне груди, заставляя рисунки гореть на зернистых стенах. Фенхель двинулся вдоль них, восторженно ахая, снимая все подряд. Аурора разглядела приподнятый к середине зала пол и тоже сдавленно ахнула: он представлял собой модель солнечной системы Даринги, но модель древнюю, где обитаемая планета была серединой мира. Местное солнце, другие планеты, ходящие по вытянутым орбитам луны…

Присев на корточки, госпожа Бьяника провела пальцами по кусочкам смальты, вделанным в пол, обозначающим эти самые орбиты. Ход других планет обозначали медные прутья, вдавленные в камень. Для лун — золото и черненое серебро. Для звезды — ярко начищенная, красноватая медь. Она бы давно позеленела даже в относительно сухом пещерном храме. Значит, кто-то заботился. Но чужого присутствия не ощущалось. Три ярких сияния, три жизни — они сами. Исключая мелких животных и растения.

Аурора подняла глаза:

— Это… прекрасно.

Ее чувства выдавал не только голос: сердцебиение и учащенное дыхание. Селестина медленно кивнула. И подошла к статуе в середине зала: массивной, грубой, купающейся в лучах света, падающего сквозь круглое отверстие над ее головой. Эта статуя сама была частью зала. Кто-то обработал опорный столб, придав ему мужские черты. Нагой, надежный, мужчина стоял, прикрыв глаза, держа в раскинутых ладонях то ли чаши весов, то ли луны: золотую и серебряную. Пустые чаши были слегка повернуты к наблюдателю, черненая перевесилась едва ли не до земли, и лицо статуи выражало усилие в попытке ее удержать, а мышцы бугрились на руке.

— Наши луны. Танцовщицы, — сказала ведьма. Подставила руки под исчерна-серебряный диск. Тот чуть приподнялся, и морщины на лбу статуи слегка разгладились. Будто ему сделалось легче держать груз. Аурора тщательно оглядела каменные руки: ни зазоров, ни намеков на механизм. Как у Селестины вышло хоть чуточку сдвинуть одну из них? Бьяника тоже подставила руки под край луны, нажала, но та осталась на месте.