Ника Ракитина - Даринга: Выход за правила [СИ]

Едва отгорит закат — у кургана королев на вершине разбросают для птиц зерно и орехи, закопают пироги и творог, и начнутся трапеза, игры, плясы. Пожалуй, все были счастливы в этот день, исключая госпожу Бьянику — работа встала.

Фенхелю хотелось быть внутри празднества, в сладкой его сердцевине. Ощущать его жар, звуки, запахи. И он таскал Аурору с собой буквально всюду: ловить ртом орехи — с руками, связанными за спиной; перебираться через ручей по шаткому бревнышку, купаться в водопаде, качаться на качелях, похожих на весы Судии, и лопать пирожки с яблоками и рябиной так, чтобы трещало за ушами. А когда она, не выдержав смешения пота, дыма и пряностей, сунула фильтры в нос — антрополог ужасно обиделся. И объявил, что начальнице никогда не понять по-настоящему тот мир, от которого она пытается отгородиться.

Пока молодежь с визгом бегала, музицировала, играла на горе, народ постарше выложил камнями прямоугольные кострища, сложил в эти корыта дрова и забросал сверху охапками вереска и хвои, ароматом похожей на земной можжевельник. На дрова сыпанули принесенные в горшках печные угли, и к алеющему небу поднялись ароматные разноцветные дымы.

Главы семейств — не обязательно только мужчины — бросали в костры по пирогу, сделанному из новины, сыпали зерна, роняли орехи: чтоб земля была милостива к ним и дала собрать обильный урожай. Музыка взвилась над холмом, словно арка чистого звука, хрустальный мост, по которому можно запросто пройти босиком. И открылись плясы — пока не наелись, не отяжелели, как увешанные плодами деревья, и не стало клонить в сон.

Но главное действо проходило сейчас у кургана королев — где так и не похоронили изменившую старой вере Эльге: тело ее епископ Трилл отправил в новосрубленный скит. Зато дочь ее поднималась сейчас по холму, чтобы насыпать на золотые весы Судии, поставленные там, золотые зерна. Горсть на золотую чашу, горсть на черненую. Одна из Танцовщиц, поднявшись над седловиной Тельг, светила на девочку сверху, а слева в туманах растворялся закат. Ветер улегся, и только рокотали водопады.

Стражники юной королевы, в пероподобных доспехах, с весами на щитах, остались внизу, среди торжественно молчащей толпы. Гора поднималась выше кургана королев, река Небесная падала с нее, словно сверкающая коса.

— А ведь не дадут нам здесь строиться… — телепатически пробормотал Фенхель.

— Дадут. Врата встанут выше, а технические помещения врежем в гору. Да и епископ будет только рад избавиться от остатков язычества…

Госпожа Бьяника поперхнулась и замолчала. Собственно, как и вся толпа, в едином стремлении поднявшая головы вверх: над юной королевой в алом сиянии вечера появился, резвясь в воздушных струях, золотой сокол. Снизившись, завис, словно давая людям рассмотреть себя. Сверкнул огнем оперения и плавно опустился на предплечье Бранвен. Тут все заорали, заставив ее затравленно оглянуться. Но в криках не было ужаса, гнева — только восторженное счастье. Горожане, до того словно и не замечавшие девочку, громогласно приветствовали ее. Дар принят небесами, сокол — к счастью.

— Выпендрежник, — бросила Аурора. Антрополог ухмыльнулся:

— Умница.

И утащил Бьянику танцевать.

Плясуны двигались то ручейком, то змейкой, держась за руки, отбивая ритм ногами, и ветер подыгрывал вместе с рогами и сирингой — словно и здесь на ней играл козлоногий Пан. Хороводы сомкнулись, и Ауроре достался в партнеры парень в овечьей телогрее, а антропологу — черноволосая женщина в вишневой широкой юбке. Юбка взлетала при каждом движении, обнажая крепкие икры плясуньи, волосы крутыми кольцами метались за спиной. Фенхель и сам плясал неистово, растворяясь в танце, как та девочка, что когда-то дала элвилин свой генотип. И параллельно снимал действо, чтобы позже выставить на корабельный сайт еще серию уникальных голографий.

Плясуны метались в дыму, и Аурора ощутила вдруг острый укол ревности. Оставила партнера и сбежала к зарослям у реки. Глядя на лунную дорожку и сверкание мелких брызг, пропустила мгновение, когда Фенхель развернул ее к себе за плечи и потянулся к губам. Отстранилась:

— Нет! У меня есть Липат.

— Как хочешь…

Антрополог выпустил начальницу, не опуская дерзких зеленых глаз, и досада Ауроры стала двойной.

— Риндира смени при Бранвен. Пусть хоть поест, — резко сказала она.

— Я сменю, — вывалился из кустов верзила Люб.

— Только не котиком, — Фенхель фыркнул. — Котиков любят все, но не когда они метр в холке.

Люб подыскивал острое словцо для ответа, когда юная королева вдруг сама оказалась рядом. Она долго бежала и запыхалась. Низ плаща был порван, колючки вцепились в ткань.

— Старшая женщина, пожалуйста! — переводчик поколебался между «старой женщиной» и «мудрой» и выбрал что-то среднее. Девочка отвела капюшон, глядя на Аурору снизу вверх. На худом лице глаза казались просто огромными. Бранвен намотала на палец рыжую прядь и дернула, чтобы болью преодолеть стеснение. — Тот рыжий торговец, что в первый день был на берегу. Можно мне его увидеть?

Люб с Фенхелем переглянулись и беззвучно фыркнули.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Его здесь нет, — отозвалась Аурора сухо. — И стража тебя, верно, обыскалась. Люб, проводите ее.

— У меня не получится вырваться еще раз.

— Ты что, не видишь, она едва не плачет? — укорил антрополог мысленно.

— Она королева. И должна понимать разницу между «хочу» и «надо». Кроме того, я не собираюсь рисковать союзом с Триллом, устраивая ее сердечные дела.

Фенхель полыхнул глазами.

— То, что происходит, должно происходить между Бранвен и Риндиром, а вам, госпожа Бьяника, в это не следует лезть.

— Не следует? Рискуя всем, чего нам с таким трудом удалось достичь?! Допустим, — так же яростно отозвалась она. — Допустим, Абранавель сломает в себе страсть к звездам, откажется от профессии штурмана, чтобы жениться на дикарке. А потом увидеть ее больной и старой. И похоронить, когда у него самого впереди вечность. Как тебе это, а?

Антрополог сощурился.

— Но лучше рискнуть, чем прикрывать высокими материями собственную трусость.

— Эй, Риндир! — проорал он телепатически. — Тебе что, выйти храбрости не хватает?

— Одежды. Я скоро.

Люб заржал.

— Погоди, — антрополог наклонился к Бранни. — Рыжий сейчас придет.