Светлана Тулина - Дискрет

Первое — сил забирает уйму. А Стойку тени можно сутками держать — и ничего. А второе «но» — время. Зрелище будет восхищать первые минуты две. Ну — три, отсилы. Потом вызовет скуку. Потом начнет раздражать…

Стась потянула почти шесть минут, прислушиваясь к реакции зала, потом решила — можно.

Имидж нужно каждый день вдалбливать публике, если хочешь выжить. Твой главный соперник не на ринге, а там, в креслах за силовыми полями. Так сказал Бэт, и кто она такая, чтобы спорить?

— Я не умею драться, Бэт…

Она сама ему это сказала, еще тогда, при почти что первой встрече, когда он предложил стать ее хозяином. Поначалу она вообще ничего говорить не хотела, но продемонстрированный кубик тсенки не произвел ожидаемого впечатления. Вот и пришлось объяснять. А он только смеялся и качал головой, сожалея не о том, что она оказалась тсенкой, а лишь о том, что сам он не знал этого заранее, до начала уличных соревнований, и не смог сделать нужную ставку. Начинающие — они же убивают пачками, так было всегда, надо же с чего-то начинать? Знай он заранее, что Стась — тсенка…

— …В атаку не лезь, пусть сам нарываться начнет, и помни — он левша. А шея слабая. Попытайся сама поймать, если справа подставится…

— Да помню я, помню…

Свисток. Пружинящий мат под ногами, шипение рассекаемого воздуха. Левша он там или не левша — это кто его там знает, а вот ноги у мальчика — о-го-го!

Опасные ноги…

Первая минута. Вторая… Глухая защита, шаг вперед, шаг вправо — и все. Блок, нырок под удар, разворот от другого.

Перерыв тридцать секунд. Время для желающих сделать дополнительные ставки. И как только они успевают — эти несчастные секунды пролетают одним коротким вдохом…

Блок. Разворот. Нырок. Шаг влево. Шаг вправо. Словно парный балет. Без музыки, на цыпочках. Третья минута. Четвертая. Пятая…

Двенадцать раз она пыталась пробить его защиту. В среднем — каждые двадцать-тридцать секунд, вложив в атаку все, что только могла, все, чему учили в корпусе Амазонок и в чем последнюю неделю натаскивал ее Бэт — беспрерывно, даже во время сна. Красиво, грамотно — и безрезультатно. Подловить и дожать удалось лишь на седьмой минуте, шея у мальчика действительно оказалась слабой.

Бэт не стал ругаться и говорить: «Ведь я же тебя предупреждал!», умный он. Хмыкнул только: «Не пережми». Быстро размял затвердевшие икры, прошелся по плечам.

— Черт, этой не знаю, будь начеку…

Пятая? Или нет — уже шестая… Явная дилетантка, непонятно даже, как она добралась до финала, пусть даже и среди не-центровых.

Стась справилась с ней за минуту и две секунды, да и то только потому, что первые пятьдесят девять секунд прощупывала на дальней дистанции, всерьез ожидая подвоха.

— Заставь его побегать. У него дыхалка слабая. Займи центр и погоняй по кругу на дальней, ясно?

— Да ясно, ясно…

Яркий свет. Боль в сведенных пальцах. Почему-то — только в пальцах.

И — сквозь нарастающий звон в ушах:

— Этот — вообще не соперник, он после травмы. Сделай ложный выпад ниже пояса — он их боится до судорог. Ясно?

— Да ясно, ясно…

Свист. Онемевшее плечо. Парень, встающий и снова падающий на колени, запутавшись в собственных ногах.

Восьмой?

Девятый?

Фрагменты… Свист. Звон в ушах.

Звон — это после того, длинного, задел-таки по уху, еще чуть — и в висок было бы. По касательной, правда, только кожу свезло, но никаких сотрясений быть не может, не ври, Зоя, ты отлично знаешь, что поташнивает нас по совсем другой причине…

— Все, хватит!

Махровый халат с капюшоном, огромный, как плащ-палатка, обрушивался на плечи всегда неожиданно. Только-только сумеешь войти в ритм, настроиться на длинную дистанцию, и сразу — бац!

Первое время Стась пыталась сопротивляться. Но быстро обнаружила, что длинные рукава халата при желании легко превращают его в смирительную рубашку.

— Два пропущенных в колено, один в бедро, шесть в корпус и один в голову. По-моему — вполне достаточно.

— В голову по касательной, а это не считается!

— Видел я, по какой касательной…

Бэт голоса не повышал, однако спорить с ним желание пропадало. К тому же, если посмотреть с другой точки зрения… Вот, например, переработает она, увлечется, зазевается — и сломает что-нибудь серьезное, для восстановления чего реакамере потребуются сутки. Или даже двое суток. Для Стась это будет просто двумя сутками неприятных ощущений, а для Бэта и его команды — финансовой катастрофой. Они же все только на нее и рассчитывают, вон сколько сил и средств вбухали, один супер-тренажер «хорст» чего стоит, да и реакамера та же. И если сейчас Стась повредит себе что-нибудь серьезное — это будет с ее стороны просто черной неблагодарностью.

Пожалуй, что даже подлостью это будет…

Она вытерла предложенным полотенцем лицо, покосилась виновато. Вздохнула.

— Извини…

Он, похоже, разозлился.

Это не было чем-то необычным — настроение у него менялось стремительно и непредсказуемо. Во всяком случае, она уже давно перестала даже пытаться понять, что именно может его развеселить, а что огорчает — все равно не угадаешь. Хотя некоторые закономерности прослеживались — он, например, всегда злился после окончания боев, и она никогда не могла понять причины. Потому что злился он вне зависимости от результатов самих боев. И даже от результатов тотализатора.

Нет, он при этом не ругался, не рычал на нее или других, не топал ногами. Наоборот. Он становился очень-очень вежливым, говорил медленно и тихо, почти ласково, и беседу при этом мог поддерживать вполне осмысленную, так что первое время она даже не понимала, что это он так злится. Пока случайно не заглянула во время одной из таких бесед в его глаза. И не замолчала на полуслове, задохнувшись…

— Пошли, погреемся. Заминку сегодня я тебе сам сделаю, так будет надежнее.

Она ничего не ответила, боясь неверным словом разозлить его еще больше. Осторожно кивнула.

Это хорошо. Массаж на него всегда действовал успокаивающе, еще одна странная закономерность, пока что не имевшая исключений. Он никому не доверял, собственноручно расстилая Стась на теплом камне и выжимая крепкими пальцами из ее тела воспоминания о ринге до самой последней капли. Конспирация. Может, он потому и с командой ей не давал сдружиться — мало ли что они могут заметить и кому рассказать?

Немного позже, проваливаясь в горячую, пахнущую распаренным деревом темноту, Стась уже могла рискнуть привычной шуткой: