Ольга Голотвина - Мозгоеды на Нереиде

От такого действительно можно зависнуть. Ну или в приступе отчаянной паники уйти за процессор и начать притворяться настоящим киборгом…

Хотя… Этот Джеймс все-таки Бонд, и есть надежда, что до такой жуткой глупости он все-таки не допаникует.

— Никогда бы не подумал, что тебе может понравиться такое, — сказал Дэн, задумчиво разглядывая напарника. Смотрел он на Теда снизу вверх и с легкой иронией, чуть вывернув и склонив к плечу голову.

Пилот расположился на бухте швартовочного каната, держа в одной руке длинную удочку, а в другой — только что открытую бутылку светлого нефильтрованного, и выглядел при этом довольным до неприличия. Они сидели на служебном дебаркадере у самой воды, в тени высокого борта основной платформы. Было очень жарко (даже в тени), сонно и безветренно, пахло солью, нагретым железом и водорослями, тишину нарушали лишь редкие ленивые шлепки волн по ржавому днищу понтона да далекие крики качаек.

— Мне всегда казалось, что ты любишь куда более активные виды отдыха, чем дремать с палкой в руках на берегу какой-нибудь лужи.

Но смутить Теодора Лендера не удавалось даже ньюколорадским жукоидам на ферме его папаши, куда уж там рыжим навигаторам.

— Ха! — сказал он и сделал удочкой замысловатое движение, то ли салютуя, то ли намереваясь хлестнуть по воде. — Во-первых, это не берег, а понтон. Во-вторых, не лужа, а океан. А в третьих — зато я люблю пиво!

В доказательство последнего утверждения он сделал большой глоток из бутылки и удовлетворенно выдохнул.

— Эт правильно, эт верно! — задребезжал Старикашка Пью, то ли подхихикивая, то ли просто откашливаясь. — Эт я уважаю, когда молодежь, значитца, тож, над понимать, уважает!

Он быстренько добулькал свою бутылку, наклонился и аккуратно поставил ее на понтон в полуметре от тедовской термосумки: вроде бы и ни на что не намекая, но со значением.

Платформа называлась Урожайной и была огромной: настоящий плавучий город со своими улицами, мастерскими, пристанями, магазинами, школами и детскими садами, голотеатрами, спортивными площадками и даже небольшим парком аттракционов. Ну и конечно же — огромным заводом по переработке водорослей, целым промышленным конгломератом, почти целиком заполнившим все шесть уровней ниже ватерлинии. По отсекам завода, открытым для туристов, их сегодня уже провели, и Дэна они впечатлили.

Посещение Урожайной входило в плановую экскурсию по платформам, приобретенную экипажем «Космического Мозгоеда». Посещение, экскурсия по платформообразующему предприятию, визит в парк аттракционов (оттуда они поспешили сбежать почти сразу, оглушенные детскими воплями) и на выбор: морская прогулка или рыбалка. Прогулка предполагалась на водных велосипедах, предельной скоростью которых стояло что-то около десяти километров в час, Теодор покосился на них со смесью ужаса и жалости и потянулся к стойке с удочками.

Второй визит «Космического Мозгоеда» на Нереиду проходил более организованно, чем первый, но ничуть не менее интересно. Разве что пока обходилось без вмешательства полиции (и Дэн надеялся, что так будет и далее). Попал сюда их грузовик на этот раз почти случайно — основной контракт был на доставку пары сотен мелкобурильных установок ручного типа (читай — отбойных молотков) на соседнюю Веро́нику, откуда мозгоеды потом должны были стартовать далее по маршруту, забив весь грузовой отсек партией свежедобытого местными старателями хреночтототамфигнеза. Который, в свою очередь, очень ждали на Ломоносове-16 (где этот ценный минерал служил основным сырьем для производства пенохреначтототамбитана, являвшегося то ли каким-то жутко новым элитным и усовершенствованным топливом для кобайков, то ли набивочным материалом для подушечек и матрасиков, Станислав так толком и не понял из сбивчивого объяснения заказчика, но важностью минерала в частности и Веро́ники в целом проникся).

Однако из-за технических накладок хреночтототамфигнез в искомых количествах мог быть доставлен на борт «Космического Мозгоеда» не ранее чем через восемь дней, и их следовало чем-то занять. Вероника была планетой скучной, почти безатмосферной и интересной разве что огромными залежами хреночтототамфигнеза, из-за активных разработок которого вся была изъедена шахтами, словно кротовыми норами, что добавляло ей пыли, но никак не прелести. Будь у нее хоть какая-нибудь атмосфера, и поднятая в верхние слои пыль могла бы обеспечить планету красочными закатами и восходами, но атмосферы не было, и пыль оставалась просто пылью.

Поэтому Станислав с радостью ухватился за предложение поработать почтовым курьером и доставить на соседнюю с Вероникой Нереиду скопившиеся посылки и бандероли, тем более что лету туда было всего-то шесть часов. «Обижаете, Станислав Федотович! Зуб даю, что не больше четырех!» — «Теодор! Не лихачь». — «Ха! Да если я буду лихачить — я нас и за два с половиной доставлю!» — «Теодор! Кому было сказано?» — «Ладно, ладно… А чего я? Я ничего, я так просто…»

Разумеется, возвращаться с дивной курортной Нереиды на серую мрачную Веронику сразу после передачи груза никто не захотел: слишком ощутима была разница, слишком привлекательны пронзительно голубые океанские волны в обрамлении разноцветных пляжей и парков.

Станислав, немного смущаясь, предложил на этот раз прогуляться всем вместе, организованно и с местным гидом, так сказать, для повышения общего культурного уровня и укрепления командного духа. На быстрое согласие он при этом не особо надеялся и, ожидая более или менее активного сопротивления со стороны молодежи, был готов сразу же отступить и не навязываться (в конце концов, он же все-таки капитан, а не нянька, да и у ребят могут оказаться свои планы). И потому был приятно удивлен горячим одобрением и даже энтузиазмом, с которым это его предложение встретила именно что молодая часть экипажа. Как ни странно, больше всего уговаривать пришлось Вениамина, который все отнекивался и пытался остаться на борту под предлогом необходимости провести срочную ревизию медикаментов.

Сейчас измученный жарой и знакомством с местными достопримечательностями доктор мирно дремал в полосатом шезлонге, натянув на лицо панаму и не обращая внимания ни на крики птиц, ни на переговоры пилота и навигатора, ни даже на непрестанный дребезжащий тенорок Старикашки Пью («Зовите меня Старикашкой Пью, меня все так зовут, хе-хе, ваше здоровье!»). Похоже, местная жара и энтузиазм экскурсовода совместными усилиями доконали всю некибермодифицированную часть экипажа, если капитан предпочел спасаться в кондиционированной прохладе кафе и даже такой заядлый рыбак, как доктор, не стал распаковывать свою удочку, так и оставил лежать на рифленой металлической палубе. Разве что Теодор, как самый стойкий и молодой, ограничился помощью термобокса с живым и нефильтрованным.