Чак Вендиг - Последствия: Конец Империи

— Синджир? — рычит Джом. — Весьма любезно с твоей стороны, что решил навестить меня и… — Он поднимает лоскут, с углов которого стекает вода. — И кинуть мне на рожу мокрую тряпку, пока я спал.

— Небольшая пытка, чтобы ты проснулся, — отвечает бывший имперец.

— Мог бы сперва попробовать сказать: «Эй, проснись, Джом!» Или просто толкнуть, а может, слегка пощекотать. — Голос звучит хрипло, будто легкие забиты шуршащим гравием.

— Я вовсе не сразу перешел к имитации утопления, старый ты бородатый козел. Вас, вояк, даже из пушки не разбудишь. Я пытался и разговаривать с тобой, и бережно тормошить, но, как оказалось, ты спишь как убитый. Я орал, но без толку. Пинал твою кровать, но… тоже впустую. Только когда я понял, что все способы исчерпаны, мне пришлось прибегнуть к пытке. Прямо всю свою жизнь описал, — усмехается Синджир.

Джом спускает ноги с кровати и нашаривает повязку, которую надевает на голову поверх пустой глазницы. Ему предлагали варианты получше — искусственный глаз или даже какую-то разновидность глазного импланта, — но он послал всех подальше. Старая добрая повязка вполне его устраивает.

— Чего тебе нужно, Рат-Велус?

— Боги, ну и воняет же от тебя! Ты что, пьянствовал, негодник?

— И продолжу пьянствовать, как только ты оставишь меня в покое. Джому пришлось нелегко.

«Впрочем, не без твоей помощи», — напоминает Синджиру его внутренний голос.

После Кашиика он не находил себе места. Публично он получил медаль, но по факту оставил прежнюю жизнь спецназовца. Его обвинили в превышении полномочий и нарушении субординации, и теперь он не знал, возьмут ли его обратно…

Но он никогда об этом не спрашивал.

В нем просто… ничего не осталось от прежнего Джома. Похоже, вообще ничего — точно в опрокинутой чашке, из которой вылилось все содержимое.

К Джес это не имело — и не имеет — ни малейшего отношения, о чем он напоминает себе ежедневно, еженощно, ежечасно и ежесекундно. Он нисколько ее не любит, не скучает по ней и не чувствует себя потерянным без нее — иначе он выглядел бы полным дураком с горящими глазами и пустотой в башке.

Ладно, может, он все-таки по ней скучает…

А еще он скучает по работе. Настоящей работе. Его выперли из спецназа благодаря Кашиику, где он нарушил устав, приняв участие в несанкционированных — фактически незаконных — военных действиях. Естественно, эти военные действия завершились успехом, принеся Новой Республике победу, когда та крайне в ней нуждалась. И это означает, что его отставку можно считать почетной.

Тем не менее он не на службе.

И потому он плывет по течению, берясь за любую работу. Не так давно его прибило к берегам Сената, где он работает телохранителем во внештатной охране, которую Республика привлекает для обеспечения своих политиков дополнительной защитой. Между прочим, первым, за что они проголосовали после Дня освобождения, стала именно дополнительная охрана для них самих — что, вероятно, было вполне разумно, но для Джома попахивало чрезмерным вниманием к собственным персонам. Его назначают в охрану любому сенатору, который потребует защиты. Работа наитупейшая — он с удовольствием вернулся бы в родной спецназ, прыгая с орбиты в атмосферу вместе с прикрывающими его спину товарищами.

Он опасается, что это все в прошлом.

Теперь он работает на Сенат, когда тому требуются его услуги. Остальное время он спит, пьянствует и — иногда — принимает душ.

— А я-то думал, это у меня проблемы, — говорит Синджир. — По крайней мере, когда я просыпаюсь, от меня не воняет так, будто я три дня мариновался в собственном поту. Ты только оцени всю глубину иронии: в данный момент я трезв как стеклышко, зато ты накачан под завязку.

— Убирайся туда, откуда явился.

— В Империю? Пожалуй, скоро предложения о подобной работе перестанут поступать. Собственно, потому я и здесь.

— Я больше не сражаюсь с Империей.

— Ты, может, и нет. Но Джес — да.

«Джес…»

— Джес может делать что хочет, — ворчит Барелл.

— Да это-то понятно. В конце концов, тебя же она сделала, — со свойственной ему дерзостью заявляет Синджир. Джому хочется врезать гостю кулаком, но при каждой попытке пошевелиться собственная голова начинает напоминать по ощущениям аквариум, по стеклу которого стучит непослушный ребенок. — И тем не менее Джес нужна твоя помощь.

— Так чего же она тогда сама не пришла?

— Может, и пришла бы… не окажись она в ловушке на Джакку без надежды на спасение.

Джакку. Название всплывает из глубин выгребной ямы, в которую превратилась его память. Он почти не следит за текущими событиями, но от некоторых новостей никуда не скрыться — в последние дни на каждом углу трубят, что Империя теперь на Джакку.

Минуточку… Джес на Джакку?

— Как? Как она там оказалась?

— Они с Норрой… гм… отправились на планету в незапланированный полет на спасательной капсуле, и теперь нам никак их оттуда не вытащить.

Вскочив на ноги, Джом раскидывает хлам на полу в поисках рубашки, штанов или чего-то похожего.

— Тогда чего же мы… — Внезапно он рыгает в ладонь, сдерживая рвоту. — Чего же мы тут стоим? Найди мой бластер и какую-нибудь одежду. Полетели за ней.

— Это не так-то просто.

Развернувшись, Джом тычет мозолистым пальцем в лицо бывшего имперца:

— Это просто. Всегда было просто.

— Не в этот раз, — мрачно отвечает Синджир. — Над планетой собрались все остатки Империи. Тотальная оккупация — примерно как на Акиве, только вдесятеро хуже. В сто раз хуже. Джом, мы даже не знаем, живы ли Джес и Норра. Но мы знаем, что, если туда доберемся, придется врезать Империи изо всех сил. А для этого нужно принять решение. Мы должны закончить войну.

— Боюсь, это выше моих возможностей, Синджир.

— Вовсе нет. У меня есть план.

Барелл скребет небритое лицо — когда-то аккуратно подстриженные усы и бакенбарды превратились в неровную щетину на щеках и подбородке.

— У тебя есть план? Должно быть, гениальный.

— Так и есть. Ты ведь теперь трудишься на Сенат?

— Гм… угу, в охране.

— Вот и хорошо. Как тебе Накадия в это время года?

Яхтой сенатора Толвара Вартола служит трехпалубный ганойдианский звездолет — довольно скромный корабль, никакой внешней роскоши. Повсюду резкие углы и плоские поверхности. Нос корабля напоминает ряд ступеней. Большая часть судна имеет угловатую или заостренную форму. Сейчас оно стоит в ангаре Сената — это последний из оставшихся кораблей, остальные уже улетели на Накадию, где теперь будет заседать Сенат. Двигатели работают на холостом ходу, наземная команда проводит все необходимые проверки. Дроид отсоединяет от хвостового разъема топливный шланг.