Чак Вендиг - Последствия: Конец Империи

«Я — ярчайший луч света…»

Твердолобый никто замахивается на него зазубренным топором. Синджир ловко уклоняется от лезвия, затем выворачивает руку бандита назад, пока не раздается глухой хруст рвущихся сухожилий. Он швыряет инородца себе за спину, и в то же мгновение воздух пронизывает плазменный заряд, убивая бандита. Его выпустил Джом, который кричит Синджиру что-то о том, что нужно двигаться дальше, что он его прикроет, но бывший имперец почти ничего не слышит.

«Я — ярчайший луч света…»

Из-за стеллажей с запчастями появляются еще двое бандитов- никто , и темноту рассекают два новых светящихся заряда — один от Хана, второй от Джома. Оба противника спотыкаются и падают друг за другом.

Вытащив собственный бластер, Синджир пробирается сквозь полутьму. К нему бросается кривошеий иторианец, но рука Синджира уже поднята, и палец давит на спусковой крючок. Иторианец из двуглазого превращается в трехглазого — в середине его лба появляется дымящаяся дыра.

«Я — ярчайший луч света…»

Вокруг царит полнейшая неразбериха. Одна полка с грохотом рушится на другую. Джома прижимает к полу иотранец с разбитой физиономией — оба сражаются за винтовку. Впереди, пригибаясь и уворачиваясь, бежит и стреляет Соло. Его бластер плюется сгустками плазмы.

Пространство перед Синджиром беспорядочно рассекают красные лучи. Заметив справа смутное движение, он даже не останавливается, лишь на ходу тычет в ту сторону прикладом винтовки, попадая в горло какому-то одноглазому пирату с маленькой головой и большим животом. Тот издает короткий вой и хрипит, судорожно пытаясь сделать вдох. Синджир стреляет ему в грудь, а затем отшвыривает тело ногой и бежит дальше через склад.

«Я — ярчайший луч света…»

И этот луч теперь направлен на Кондера Кайла, который стоит на коленях в дальнем конце помещения. Голова его опущена, руки связаны за спиной. Позади него еще одна фигура — ребенок в металлической клетке, чья голова болтается на похожей на белый стебель шее. Это похищенное дитя Нима Тара. Джербы нигде не видно, но Синджиру на нее абсолютно наплевать — честно говоря, как и на ребенка. Кондер — единственный, чья судьба его сейчас беспокоит.

Держа хакера за затылок лапищей в резиновой перчатке, возле него стоит рослый герглик. Монстр выворачивает голову Кондера назад, и Синджир теперь видит покрытое ссадинами лицо и сломанный нос друга. Инородец раскрывает громадную пасть и что-то рычит — мол, только подойди, и я сломаю ему шею. Синджир понимает, что этот зверюга вполне на такое способен и без труда это сделает. Но только если Синджир окажется слишком медленным.

Но Синджир невероятно быстр.

«Я — ярчайший луч света…»

Чудовище еще не успевает закончить свою угрозу, а Синджир уже стреляет из бластера.

Он никогда не был отменным стрелком. Как говорила ему Аддра: «Ты сам оружие; никакой бластер не причинит такого вреда, как ты сам, оказавшись рядом». Но сейчас он не рядом, и другого оружия у него нет. Нужно не промахнуться. Попасть точно в цель.

Воздух пронизывает яркая вспышка.

Герглик сильнее сжимает хватку.

«Только посмей с ним что-нибудь сделать, только посмей…»

Кондер вскрикивает, глаза его расширяются.

«Нет, нет, нет…»

Плазменный заряд попадает в ревущую пасть герглика и вылетает из затылка. Бандит блеет, словно умирающая эйва, и валится на спину, будто штабель ящиков.

Кондер падает набок и застывает неподвижно.

«Я — ярчайший луч света…»

Ярчайший — да. Но быстрейший ли?

Бластерная винтовка с лязгом падает на пол…

Шаги Синджира звучат в унисон с его отчаянно стучащим сердцем. Опустившись на колени, он подхватывает Кондера и баюкает его на руках. Голова хакера безжизненно свисает на сторону, и Синджир чувствует, как к его глазам подступают горькие слезы…

«Я не быстрейший. Я опоздал».

Внезапно Кондер приоткрывает один глаз и делает резкий вдох. Синджир вдыхает одновременно с ним.

— Кондер, ты цел? Скажи мне, что ты цел. Ну же, скажи. — Он привык вытягивать информацию из других по одному ногтю за раз, но теперь ему требуются лишь основные сведения: «Ты цел, Кондер, ты цел?»

— Долго же ты, — неуверенно улыбается хакер.

Синджир наклоняется и целует его. Длинными пальцами он привлекает к себе небритое лицо друга. Кажется, мгновение длится вечно.

И все же оно длится недостаточно долго. Появляется Хан, который кладет ладонь на плечо Синджира…

— Не забывай, мы еще не закончили.

Синджир все помнит. Он смотрит в глаза Кондера:

— Я освобожу тебя. Знаю, ты ранен. Но нам нужна твоя помощь. Сможешь?

— Когда ты рядом, я могу что угодно.

Зал заседаний Сената на Накадии не похож на тот, что был на Чандриле. Чандрильский зал с бесконечными рядами фестончатых балконов, тянувшихся, насколько хватало взгляда, выглядел грандиозно. Зал на Накадии меньше и скромнее. Основу его составляет дерево, а не камень — простые кресла в деревянных ложах. Нет никаких скульптур, никаких украшений. Места расположены не просто перед Мон, но и вокруг нее, и Канцлеру кажется, будто она оказалась посреди смерча из многообразия лиц, буравящих ее пристальными взглядами.

Речь, с которой Мон Мотма выступает перед голосованием, по сути, ничем не отличается от произнесенной на Чандриле неделю назад, но она короче и злее. Гнев ее неподделен, поскольку Канцлер опасается, что независимо от ее слов, они уже не имеют значения. Она боится, что крик ее устремлен в пустоту.

«Мы должны проголосовать за.

Мы должны покончить с Империей.

Нельзя колебаться. Не сейчас, когда финал уже близок».

И еще она добавляет последнюю колкость, строчку, о которой наверняка однажды пожалеет, поскольку подобные слова совершенно не в ее стиле. В них звучат угроза, неистовство, яд, но она все равно их произносит:

— Те, кто проголосует против, знайте: вы получите черную метку. В лучшем случае вас станут считать трусами, а в худшем — предателями.

Мон не нравятся эти слова, хотя она и понимает, что они искренни. «Я говорю словно диктатор». Она говорит словно Палпатин.

Канцлер покидает круглую сцену, спускаясь по винтовой лестнице. Внизу она едва не падает на ограждение — настолько она устала и вымоталась. В конце концов Мон оказывается в выделенном ей маленьком подвальном кабинете, окно которого буквально вдавлено в землю, — видны похожие на молнии переплетения корней и извивающиеся червоточины.

Следом за ней входит Окси.

— Превосходная речь, — говорит она.

— Мне кажется, в конце я зашла чересчур далеко.

— Возможно, они станут уважать того, кто позволяет себе подобное.

Мон говорит Окси, что хочет немного побыть одной.