Кристофер Руоккио - Империя тишины [litres]

– Вы можете продавать им еду!

Лицо брата расплылось в мерзкой ухмылке. Ответная улыбка директора получилась резкой, как движение скальпеля.

– Думаю, мы так и сделаем, молодой мастер. Мы торгуем всем и со всеми. Возьмем, например, это вино. – Она указала на стоявшую передо мной бутылку каркассонского «Сен-Деньё Азур». – Превосходное коллекционное вино, с вашего позволения, архонт.

– Благодарю вас, мадам директор, – ответил отец (даже не глядя на него, я знал, что он наблюдает за мной), – хотя мне и кажется удивительным такое непредвзятое отношение к сьельсинам, особенно после недавней трагедии.

Адиз Фэн отмахнулась от его намеков и положила нож и вилку на тарелку.

– О да, император одержит победу, благослови Земля его имя. И чаша милосердия переполнена, по крайней мере так утверждают приоры.

Одна из младших советников – женщина с вытатуированными на бледном черепе полосками – наклонилась к директору и сказала:

– Разумеется, после окончания войны Бледные должны стать подданными Соларианского престола.

– Подданными? – переспросила мать, изящно выгнув брови. – Я бы предпочла, чтобы они стали покойниками.

– Этого никогда не случится, – резко заявил я, уже понимая, что делаю ошибку. – У них есть преимущество перед нами.

Лица моих родителей окаменели, и по тому, как стиснул зубы отец, я догадался, что он сейчас заговорит.

Но младший советник консорциума опередила его, сказав со снисходительной улыбкой:

– О чем это вы, сирра?

– Мы живем на планетах, а сьельсины похожи на экстрасоларианцев, – ответил я, вспомнив о варварах с Задворок, что безостановочно снуют в темноте между звездами, охотясь на торговые корабли. – У них нет дома, только мигрирующий рой…

– Scianda, – подсказал Гибсон сьельсинское название.

– Точно!

Я сделал эффектную паузу, наколол на вилку ломтик красной рыбы, откусил и продолжил:

– Мы даже не можем быть уверены, что уничтожили их. Пусть мы сокрушим весь рой – всю скианду, – достаточно ускользнуть одному кораблю, чтобы обеспечить выживание расы. Они вездесущи и разнолики, как Протей. Их не победить военной силой, мама. Не победить, господа. Полное уничтожение невозможно.

Я откусил еще раз и добавил:

– То же можно сказать и о нас, но большая часть нашего населения прикована к своим планетам. Мы сильнее пострадаем от нападения.

Я посмотрел на директора, надеясь, что она, проведя всю жизнь в космосе и имея свой взгляд на Империю, поддержит меня. Кажется, она и собиралась это сделать, но тут отец произнес:

– Хватит, Адриан.

– Не стоит беспокоиться, архонт, – улыбнулась Адиз Фэн.

– Позвольте мне все же побеспокоиться о моем сыне, мадам директор, – мягко возразил лорд Алистер, поставив на стол хрустальный бокал.

Служанка с глиняным кувшином, украшенным изображением лесной нимфы, бросилась снова наполнить его, но отец жестом остановил ее.

– Особенно когда он так близок к измене, – закончил лорд.

«Измена». Мне оставалось только скрыть удивление, и я крепко стиснул зубы. Напротив меня Криспин скорчил гримасу и одними губами прошептал что-то вроде «предатель». Я почувствовал, как краснеет моя шея, и смущение облепило меня, словно влажная глина.

– Я не думал…

– Да, – сказал отец, – ты не думал. Извинись перед мадам директором.

Опустив взгляд к тарелке с закопченным лососем и жареными грибами, – мне не хотелось пробовать более экзотические блюда, специально приготовленные для внепланетных гостей, – я хмурился и молчал. Мне вдруг открылось, что отец никогда не называл меня по имени, всегда либо отдавал приказы, либо вообще ничего не говорил. Я был его продолжением, его достоянием во плоти. Но не отдельной личностью.

– Извиняться не за что, сир, – сказала директор, бросив быстрый взгляд на своих помощников. – Но хватит об этом. Обед был замечательный. Лорд Алистер, леди Марло, – она низко склонила голову над столом, – давайте забудем об этом разговоре. Ваши мальчики не хотели ничего плохого – ни тот ни другой, но, может быть, нам стоит вернуться к деловым вопросам?

Ход событий уже начал четко прорисовываться, но я был тогда ненамного умнее младенца и ничего не видел. Возможно, вы бы верно поняли, что творилось вокруг. Почему я сам не понял, хотя меня и готовили к таким ситуациям почти с пеленок, это навсегда останется загадкой. Может быть, всему виной моя самоуверенность, чувство превосходства над Криспином. Может быть, виновата жадность. Или все случилось потому, что все мы слепы, пока не получим первый удар кинжалом, все мы убеждены в своем бессмертии. Мир, в котором я родился, был подобен дикому лесу, где тигры изображали из себя овец. Один мудрый человек как-то сказал мне, что человеческая плоть – самый дешевый товар во Вселенной, что жизнью мы расплачиваемся охотней, чем золотом. Я рассмеялся, услышав эти слова, и не поверил ему.

Это было глупо с моей стороны.

Как же мало я тогда понимал!

Арка, что вела к ротонде под Куполом изящной резьбы, до сих пор стоит у меня перед глазами, как неизгладимый символ моего поражения.

Поздно разбуженный девушкой-служанкой, я с показной торопливостью прошел через внешние ворота и круглую галерею, охватывающую зал совета, к этому жуткому порталу. Ядовитый солнечный свет приобретал странные оттенки, просачиваясь сквозь цветную мозаику на крыше, отбрасывая слабые тени на древние статуи – потускневшие и потрескавшиеся, – что украшали это своеобразное место. Многие поколения в моей семье сохранялся обычай раз в десять лет заказывать всем жителям нашей префектуры деревянные резные украшения. Лучшие из них хранились в этом помещении – в нишах или на полках, прибитые к стенам или подвешенные на проволоке, так что их тени разрезали солнечные блики на полосы. Остальные предавали огню во время Летнего фестиваля.

Словно бы кто-то собрал все краски нашего темного замка и затолкал в одно место, как некую ужасную тайну. Чехарда птиц и зверей, людей, кораблей и демонов, залитых процеженным светом солнца Делоса. Но самыми ужасными были двери. Как и большинство дверей в нашем доме, они имели остроконечную арку, а замковый камень, вырезанный из кости бронзового кита, был похож на человеческое лицо, горбоносое и суровое. Оно походило на мое, но на самом деле это был близнец статуи, стоящей перед Главной башней, – Джулиана Марло, который построил замок и прославил наше имя. Вокруг этого лица собрались другие, прикрепленные к стенам и самой арке, – тридцать одно лицо, все белые, словно кость, за исключением лиловых глаз. Погребальные маски, взятые из катакомб, где был захоронен пепел моих предков.

Я знал каждого из них, запомнил, как один из первых уроков в своей жизни.