Кристофер Руоккио - Империя тишины [litres]

– Мастер Адриан! – сказал сэр Робан Милош, неприметный темнокожий мужчина с вьющимися волосами. – Где же вы пропадали?

Вспыхнув, я зло сощурился, но мгновенно взял себя в руки, чуть слышно выдохнув афоризм схоластов:

– Ярость ослепляет.

Робану же сказал:

– Я задержался в Гильдии шахтеров, исполняя поручение отца. Он в зале?

– Уже приблизительно полчаса.

Чувствуя неловкость из-за растрепанных, слишком длинных волос и помятого парадного камзола, я похлопал рыцаря по плечу:

– Значит, я пропустил самую утомительную часть. Дай мне пройти.

Шагнув мимо него, я приложил ладонь к двери. Напарник Робана подошел ко мне и схватил за руку. Я вырвался и возмущенно посмотрел на гоплита. Его шлем, как и у большинства солдат, не имел забрала, только фигурные височные пластины из прочной керамики, закрывающие лицо. Камера передавала изображение на экран внутри шлема, так что создавалось впечатление, будто бы это не человек, а статуя.

– Лорд Алистер сказал, что никто не должен входить в зал во время встречи с директором, – заявил он и с подчеркнутой твердостью отпустил мою руку. – Простите, молодой мастер.

Я мысленно повторил мудрость схоластов, сдерживая внезапный приступ гнева и стараясь не слишком концентрироваться на настойчиво поднимающемся из глубины души страхе. Нужно было развернуться и уйти. Так было бы проще.

Вместо этого я сказал, прочистив горло:

– Прочь с дороги, солдат.

– Адриан, – Робан удержал меня за плечо, – у нас приказ.

Я обернулся, и, должен признаться, меня охватила безысходность.

– Уберите от меня свои руки.

И я толкнул дверь, прежде чем ликтор или его помощник успели помешать мне. Она бесшумно открылась. Нарушив запрет, я обернулся и свирепо посмотрел на гоплита, уже собиравшегося схватить меня. Мои глаза были такими же, как у отца, и я прекрасно умел пользоваться этим сходством. Стражник попятился.

Мое появление не сопровождалось фанфарами, только кивками пельтастов, стоявших сразу за дверью. Есть пределы пространству, которое глаза и разум способны воспринять, а дальше оно начинает подавлять своим величием. Тронный зал превышал эти пределы, будучи слишком высоким, слишком широким и слишком длинным. Вправо и влево расходились ряды темных колонн, что поддерживали свод, расписанный фресками с изображениями гибели Старой Земли и последовавшей за ней колонизацией Делоса. Но обычное зрение не позволяло их разглядеть, расстояние между полом и потолком неуловимо сжималось в сравнении с расстоянием от двери до помоста в дальнем конце зала, и потому архонт казался просителю намного более высоким, чем любой человек. Говорят, что Соларианский престол на Форуме использует эту же уловку, так что император подавляет размерами даже самых благородных графов из своей констелляции.

Сам трон был погружен в тень, а два изогнутых рога на его спинке – в действительности ребра огромного бронзового кита – поднимались почти к самому потолку, заслоняя свет, льющийся из окон-розеток, так что сидевшую на троне фигуру словно бы покрывала полупрозрачная вуаль.

Представители консорциума собрались перед тронным возвышением, стоя с гордо поднятыми головами. Их силуэты выглядели нелепо вытянутыми из-за малой гравитации кораблей, в которых они провели всю жизнь. Все семеро носили одинаковые одежды, их сопровождали два десятка солдат в матово-серой униформе, вооруженных короткими винтовками вместо энергетических копий, которые предпочитали стражи лорда Марло.

– Отец, прости за опоздание. – Я использовал на полную мощь тот ораторский голос, которому обучил меня Гибсон на уроках риторики. – Представитель Гильдии шахтеров говорила дольше, чем я ожидал.

– Что ты здесь делаешь?

Звук этого голоса в этом месте сгустился вокруг меня, и я почувствовал, как мою душу обдало леденящим холодом. Мало того что Криспину было известно о визите консорциума «Вонг-Хоппер», ему еще и позволили присутствовать при встрече.

Я проигнорировал дерзкий вопрос Криспина и приблизился на десять шагов к гостям, стоявшим рядом с троном отца. Тень еще не накрыла меня, и отец казался лишь темным пятном на фоне огромного черного кресла из кованого железа и китовой кости. Опустившись на одно колено, я склонил голову перед мандари.

– Почтенные гости! – Отработанный глубокий голос особенно порадовал меня после визга Криспина. – Простите за опоздание. Меня задержали местные вопросы.

Некая дама из делегации шагнула ко мне:

– Встаньте, пожалуйста.

Я подчинился, а представительница консорциума повернулась к моему отцу:

– Что это значит, лорд Алистер?

Он шевельнулся на троне:

– Это мой старший сын, директор Фэн.

Его голос был мне знаком как свой собственный, но сейчас показался чужим.

Женщина, обратившаяся ко мне, кивнула и, прошелестев серыми рукавами, опустила тонкие, как паутина, руки.

– Понятно.

Остальные гости зашаркали мягкими туфлями.

– Сядь, – приказал мне отец, сам сидевший в глубокой тени.

Мои глаза постепенно привыкли к освещению, и я остановил на нем взгляд. Внешне он больше походил на меня, чем на Криспина; генетические машины создали его таким же тонким и гибким, с орлиным профилем и сплошными острыми углами. Как и я, он сторонился местной моды. Его длинные, зачесанные назад волосы чуть завивались за ушами. Спокойное лицо с полными губами было чисто выбрито, холодные лиловые глаза бесстрастно наблюдали за теми, кто стоял перед ним.

Я прошмыгнул за спиной у директора Фэн и ее спутников к трем креслам, расположенным в ряд справа от возвышения. Криспин сидел там в одиночестве на ближнем к отцу месте. Я уставился на него сверху вниз, а брат, как, вероятно, и отец, смотрел на меня.

– Подвинься, Криспин, – тихо сказал я.

Он только приподнял брови, рассчитывая – совершенно справедливо, – что я не стану устраивать скандал на глазах у гостей. Я и не стал – был слишком хорошо воспитан. Однако во мне сохранилось достаточно мальчишества, чтобы взять легкое кресло из самшитового дерева, подняться с ним на две ступеньки и усесться на возвышении, не обращая внимания на еле сдерживаемую ярость, которая, как я прекрасно понимал, охватила отца на его темном троне.

– Да, Адриан, это было не самое ловкое твое представление.

Голос матери отчетливо доносился через дверь из темного дерева, отделяющую гардеробную от моей спальни. Контральто с глубоким акцентом делосианской знати, отработанное десятилетиями публичных выступлений и официальных обедов. Она была либреттисткой по профессии, а еще режиссером.

– Криспин не хотел подвинуться, – это все, что я смог ответить, возясь с серебряными пуговицами своей лучшей рубашки.