Кристофер Руоккио - Империя тишины [litres]

Но, по крайней мере, я снова чувствовал прохладу под открытым небом. Эмеш здесь больше напоминал Делос, мою родину. После всех этих лет в дивном новом мире я перестал ощущать гравитацию и вязкий, словно желатин, воздух в своих легких.

– Бел, Марос, на расчистку водорослей! – приказал сэр Эломас, скомкав обертку дешевого шоколадного батончика, и махнул рукой в сторону стоянки. – Я хочу, чтобы через час их сожгли на пляже.

Двое техников безропотно поспешили выполнять задание, а остальные принялись за разгрузку шаттла. Я составил компанию Валке и Тор Аде, безволосой женщине-схоласту из окружения архонта Веиси, стоявшим у подножия одного из базальтовых столбов – гексагональных колонн, изъеденных временем и отбрасывающих жуткие тени на покрытые мхом скалы.

Подул ветер, и здесь, на континенте Аншар, он обжигал холодом приближавшейся зимы. Я поднял воротник короткого камзола и наклонился навстречу бризу, с трудом продвигаясь вперед. Океан, который на экваторе был густо-зеленого, почти гнилостного цвета, мерцал теперь бледным аквамарином под серыми облаками, пылавшими золотом в преломленном солнечном свете. Две женщины стояли под защитой колонны, возвышавшейся над самой расщелиной – глубокой, почти прямой раной в земле. Вспомнив голограммы Валки, я предположил, что мы находимся прямо над развалинами Калагаха и черный глянцевый фасад, впервые увиденный в комнате ксенолога много месяцев назад, врезан в ту каменную стену, поверх которой мы смотрели. От этой мысли у меня сжалось сердце, я так ждал этого момента величайшего откровения, взбираясь на гребень, чтобы взглянуть на останки иной эпохи, раскинувшиеся, словно карта, под моими ногами.

– Понадобится еще около часа, чтобы привести лагерь в рабочее состояние, – сказала Тор Ада.

Она сутулилась и прятала руки в свободные рукава зеленой мантии, пытаясь защититься от холода:

– Нужно было остаться в шаттле. Ветер просто ужасный.

– А мне нравится! – усмехнулась Валка. – Напоминает родину.

Этой родиной, как я выяснил за долгое время, проведенное вместе, были каньоны Эдды, где ветры дули гораздо сильней, чем здесь, вынуждая местных жителей селиться в таких же расщелинах.

– Во всяком случае, это лучше, чем проклятая жара столицы, – вставил я, чувствуя, как мои темные волосы хлещут меня по лицу. – Нам хватит времени сходить вниз, пока все подготовят?

– Думаю, да, – ответила Ада, переминаясь с ноги на ногу.

Мы спустились по грохочущей металлической лестнице, прикрепленной к стене ущелья. Наши с Валкой сапоги громко стучали по сетчатым ступеням, зато шаги Ады казались почти бесшумными, их заглушали завывания ветра. Пелена облаков разошлась, и рубиновый солнечный свет искрящимися полосами падал на серый базальт. Я ощутил абсурдную тоску по своему старому камзолу, который носил дома, представив, как его полы хлопали бы по ногам и какую тень я бы отбрасывал в нем на базальтовую стену слева от нас.

А потом мы пришли на развалины, более черные, чем камни, среди которых они были построены, плавно вписавшись в окружающий пейзаж. Тысячу раз я пытался зарисовать эти постройки, изобразить колонны, арки и наклонные опоры, и каждый раз терпел неудачу. В моем старом блокноте остались шрамы от вырванных листов, немые свидетельства того, что мне не хватило мастерства художника.

Я перестал дышать, воздух высосало из меня вместе с солнечным светом, потому что камни Калагаха оказались темней любого цвета, который мне приходилось видеть, – темней моих волос, темней чернейших из всего черного мундиров Имперских легионов. Вход, приблизительно триста футов в поперечнике, возвышался над западной стеной ущелья, в самой широкой его точке. Ущелье опускалось ниже уровня моря, защищенное каменным выступом, который сдерживал воду большую часть года.

Какая странная сила – или какая раса – воздвигла это величественное сооружение в столь отрезанном от остального мира месте? Исполинский проход начинался с путаницы наклонных колонн, изогнутых арок и опор – иногда толще взрослого человека, а иногда тоньше волоса, – а затем уходил под углом вглубь, слой за слоем, постепенно сужаясь с трехсот футов в поперечнике до ширины обычной двери. Взгляд отказывался охватить его во всей сложности, блуждая туда-сюда, пока не терялся окончательно, словно в дремучем лесу.

– Они… Они… – Я не находил слов.

Зачем вообще было пытаться что-то сказать?

– Я знаю. – Валка коснулась моего локтя.

«Неправильные» – слово пришло ко мне извне, пробившись в мою голову из каких-то высших сфер.

– Они неправильные.

Тор Ада поспешила вперед по песчаному подножию скалы, шлепая ногами по еще не высохшим лужам. Здесь воняло протухшей рыбой, а вокруг и в самом деле валялись тут и там скелеты рыб, либо общипанные птицами, либо брошенные гнить. Я прижал ладонь к лицу, увы, вспомнив Гиллиама и его проклятый платок, и бросился за схоластом, охваченный непреодолимым желанием увидеть эти странные, потрясающие воображение развалины.

– Неправильные? – озадаченно переспросила Валка, шагая следом за мной.

Мы остановились у подножия лестницы. Тор Ада уже скрылась внутри. Со дна ущелья не было слышно шума нашей команды, готовившей место для лагеря на вершине скалы. Весь мир исчез, вся Галактика и вся Вселенная, за исключением того, что находилось в этом ущелье.

На голограммах, которые показывала мне Валка, все углы и линии казались совершенными, прямыми, четкими. Теперь нет. Каждая арка, каждый изгиб, каждая колонна этих сооружений из темного камня были искажены, искривлены, как базальтовые столбы в скалах возле нашего лагеря.

– Их геометрия… Никакой параллельности.

– Вы заметили?

Удивленно округлив глаза, Валка расправила свой красный кожаный плащ.

Двумя пальцами я показал на фрагменты, натолкнувшие меня на эту мысль.

– Эта балка короче тех, у основания, и они скошены кверху. Видите? Они должны быть параллельными, но они расходятся. Совсем чуть-чуть, но все же отклоняются, примерно…

– На ноль целых триста семьдесят четыре тысячных градуса.

Настала моя очередь растерянно заморгать:

– Как вы запомнили…

Она постучала себя по голове, затем остановилась на мгновение, когда порыв ветра пронес по ущелью тучу мокрого песка.

– Вы хотели стать схоластом, а сами спрашиваете такие вещи. Вы не забыли, что по возрасту я гожусь вам в матери? У меня было время потренироваться.

– Моя мать втрое старше вас, – огрызнулся я.

«Ученый и схоласт…» Не то чтобы в Демархии действительно были схоласты. Эти отдаленные миры не страдали под властью мерикани и не приучились бояться своих машин-деймонов, так что схоласты им не требовались.