Валерия Панина - Кратчайшее расстояние

— Скоро, — шепнул мне муж, улыбаясь.

Какие были планы, пока мы обсуждали эту поездку! За месяц я изучила все путеводители, все достопримечательности, проложила маршруты. Пляжи, бухты, Золотой мост, маяк, сам город и знаменитые батареи, наконец, Его Величество Тихий океан. Была даже мысль слетать на Камчатку, посмотреть Долину гейзеров. А вышло все совершенно иначе. Мы почти не выходили из гостиницы, только гуляли по набережной да ходили ужинать морепродуктами. Я вообще-то не любительница, но любопытно же, и кое-что вкусно. Мидии и креветки тут не такие, как мы привыкли покупать, крабы стоит попробовать, кальмары по-прежнему бррр. А достопримечательности и красоты я без всякого сожаления поменяла на возможность просто побыть с мужем, спать в одной кровати, не бояться, что среди ночи придут дети или утром открыть глаза и обнаружить у своего лица кошачью задницу.

— Игореш…

— Угу…

— Ты обещал сказать, почему мы целовались в аэропорту, как в сериале.

— Я обещал?

— Клялся. Игорь, я ведь не отстану, ты знаешь.

— Знаю, — он повернулся, притянул меня к себе вместе с подушкой. — Ты была так не похожа на себя, когда мы с тобой разговаривали последний раз по скайпу. Неуверенная, что ли, сомневающаяся в чем-то. Ты во мне сомневаешься, Мила?

— Игорь… Я такая старая!

Он очень обидно фыркнул, и я вспыхнула.

— Пусти! — я попыталась выбраться из его рук.

— Мила, любимая, — он держал крепко. — Ты что это выдумала? Ты моя любимая, моя единственная, моя самая красивая… — он целовал меня. — И ты моложе меня на три года.

— Мужик в пятьдесят еще молодой, а женщина старуха, — всхлипнула я.

— Мила, я не знаю про остальных. Я вообще никаких женщин не вижу, ни молодых, ни старых. Есть только ты…

Нельзя сравнивать прелесть юношеской пылкости и неторопливость зрелой любви. Знакомое движение, тысячный раз изведанное касание, привычно сладкий поцелуй. Пусть нет порывистости и мгновенно вспыхнувшей страсти, зато наш костер горит долгим ровным пламенем. И я не хочу новизны, я хочу бесконечного повторения. Он знает обо мне все, я помню, от чего он сходит с ума. Это дурманящее, терпкое, острое вино его поцелуев, его руки по-прежнему сильные, а тело крепкое. И я все так же плавлюсь и изнемогаю, и шепчу, у стискиваю его плечи…

— А я хотела пластику сделать, — сообщила я мужу доверительно. — Не решилась только.

— Мила, — муж растерялся. — Дело твое, конечно. Но я рад, что ты передумала. Ты ведь передумала?

— Ты меня убедил. Игорь, а если спать не хочется, может, поедим? По московскому времени шести еще нет!

— Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! — с шиком козырнули новоиспеченные лейтенанты, вытягиваясь в струнку.

— Вольно, товарищи офицеры, — скомандовал Игорь, улыбаясь. — Поздравляю, парни!

Пожал им руки, сдержанно-гордый Макс обнял сыновей, похлопал по спинам. Мы со Светой, хлюпая, полезли целоваться. Сзади подпрыгивали от нетерпения малые, старшие с трудом скрывали зависть.

— Ничего, — утешил тройняшек отец. — Скоро и вас провожать будем. Если не передумаете.

Ой, как посмотрели! Прямо 'одарили взглядом', особенно Рита. Еще бы, как вообще можно передумать, если с детства только об этом и мечтаешь, а потом еще своими глазами видишь офицерский выпуск.

Мы приехали вчера еще, переночевали в гостинице и раным-рано явились в училище, хотя начало в одиннадцать. Будить нас начали с шести. Ныли, ныли, так и пришлось в начале девятого ехать. Игоря, как почетного гостя и выпускника, встречал сам начальник училища.

— Мила, познакомься. Александр Иванович Григорьев. Моя жена, Людмила Евгеньевна.

— Саня, — протянул мне руку невысокий худощавый мужчина с умными ироничными глазами. — Это все твои, что ли? — кивнул на детское столпотворение. — Игорь, бери супругу, пойдем, у меня… чаю выпьем, за встречу, за знакомство. А молодежь на экскурсию сходит. Лебедев! — подошедшему помощнику. — Проведи по жилому корпусу, тренажеры покажи. Ну, сам сообразишь, — и быстрым шагом понесся впереди нас, не оглядываясь.

В холле первого этажа под золотыми буквами 'Гордость училища' фотографии. Многие лица я узнаю, хоть они и много моложе оригиналов. Фото начальника тоже есть, кстати. И висит повыше Игоревой.

— Он раньше меня 'героя' получил, — ответил муж на мой ревнивый шепот. Я на первом курсе был, когда он выпускался. Да, кстати, он, наверняка, и не помнит…

— Про что? — не поняла я. Муж улыбнулся, мол, 'ща все будет'.

— Узнаешь? — Игорь положил перед Григорьевым потертую 'пятисотку'. Поперек Петра витиеватый росчерк с немыслимыми загогулинами.

— Привез? — весело изумился Саня. — Молодец!

— Интересно, а сегодня какими купюрами сорить будут? — я по-хозяйски прибрала денежку.

— Лейтенанты люди богатые, подъемные получили.

Сколько раз дети просили рассказать про училище, про неписанные правила, традиции, рассматривали всякие папины реликвии, что я уже наизусть знала про купюры, что выпускники дарят первокурсникам на удачу, про осколок вазы, разбитой о плац. Они хранятся в коробке вместе с именным перстнем, тоже с выпускного, и первыми погонами. Дети очень любят вещи, которые были 'до них', что дома, что у бабушек с дедушками, а у меня каждый раз случается приступ сентиментальности.

Я задумалась, совершенно выключившись из разговора, и очнулась от стука в дверь. Детей вернули. Глаза горят, впечатлений столько, что аж пританцовывают, даже Вадик волнуется. Под взглядом отца сдержались, чинно выстроились вдоль стенки.

— Александр Иванович, — кашлянул адъютант. — Построение…

Прощание с боевым знаменем. У меня ком в горле, когда весь строй, от первокурсников до офицеров, опускается на колено и склоняет голову. И радостные слезы, когда проходящие парадным строем выпускники орут во весь голос: 'Вот и всё-о-о-о-о-о!' и на плац летят монеты. Суета, дети бросаются за кэшбэком, родня — за сыновьями. Среди беготни, сумятицы и сутолоки вдруг замечаю дочку, отчаянно кокетничающую с высоким светловолосым парнем, судя по форме — первокурсником. О, смотри-ка, он ее уже за плечико обнимает! Не успела превентивно дернуться в их сторону, как меня опередили. К парочке с двух сторон подрулили братки. Ладно бы старшие, так и Никита с Кириллом. Руки на груди, лица воинственные. Рассмеялась, глядя на выражение лица кавалера, когда Кир задвинул сестру за спину. Еще что-то сказали, коротко, и увели, под конвоем.

— Мама! — Рита шипела, как намыленная Астра. — Что они меня позорят?! Скажи им!

— Что сказать, Ритусь?

— Мам! — Рита притопнула. — Что ты смеешься? Ты с ними, да?

— Да, мам, ты ей скажи, — это Женек. — Она тут полдня, а к ней уже клеются. А когда учиться поступит, ваще тоска?