Орсон Кард - Эндер Виггин [компиляция]

Эндер не нашелся что ответить. Ему пришлось признать, что к пеквениньос он относился как к детям, нуждающимся в защите. Зачем излишне беспокоить «детей»? Он никогда не понимал, что пеквениньос и сами способны заметить угрожающую им опасность.

— И если наш разум действительно пошел от десколады, а вы вдруг найдете способ уничтожить ее, чем тогда станем мы? — Сеятель обвел их взглядом триумфатора, как бы торжествуя в одержанной горькой победе. — Снова превратимся в древесных крыс, — ответил он сам себе.

— Ты уже второй раз используешь это определение, — сказал Эндер. — При чем здесь древесные крысы?

— Так обзывали нас люди, — произнес Сеятель, — которые убили дерево-мать.

— Такого животного не существует, — объяснила Валентина.

— Знаю, — кивнул Сеятель. — Грего уже сказал мне. «Древесная крыса» — так называют иногда белок. Он показал мне голографическое изображение одного такого зверька, когда я заходил к нему в тюрьму.

— Ты ходил навестить Грего? — Эла пришла в настоящий ужас.

— Я должен был узнать, почему он хотел всех нас убить и почему потом пытался спасти, — просто ответил Сеятель.

— Вот оно! — торжествующе воскликнула Валентина. — Ты же не утверждаешь, что когда Грего и Миро встали той ночью на пути у разъяренной толпы и спасли Человека и Корнероя, — ты же не можешь сказать, что они совершили это просто потому, что так приказали им гены!

— А я никогда и не утверждал, что действия человека не несут в себе смысла, — сказал Сеятель. — Это ты пыталась успокоить меня. Нам известно, что среди вас, людей, есть настоящие герои. Мы же, пеквениньос, верой и правдой служим сидящему внутри вирусу.

— Ничего подобного, — ответил Эндер. — Среди пеквениньос тоже есть герои. Корнерой и Человек, к примеру.

— Герои? — переспросил Сеятель. — Они вели себя так, чтобы превратиться в то, что представляют собой сейчас, — чтобы завоевать честь стать деревом-отцом. Ими двигало желание воспроизводства. Может быть, в ваших глазах, в глазах людей, которые умирают раз и навсегда, они действительно выглядят героями, но на самом деле, умерев, они зажили настоящей, полнокровной жизнью. Никакого жертвоприношения здесь нет.

— Тогда весь твой лес повел себя героически, — снова заговорила Эла. — Вы сумели отбросить предрассудки и заключили с нами мирный договор, а ведь он требовал в корне переменить некоторые древние устои вашего общества.

— Нам нужны знания, машины и то могущество, каким обладаете вы, люди. Мы подписали договор, в котором пообещали не убивать, а вы в ответ принялись обучать нас. Такого мы бы не узнали и за тысячу лет развития — что же здесь героического?

— Ты, по-моему, вообще не хочешь слышать никаких разумных доводов, — рассердилась Валентина.

Сеятель, не обратив на ее высказывание ровно никакого внимания, продолжал:

— Единственными героями во всей этой истории стали Пипо и Либо, люди, которые вели себя мужественно, несмотря на то что догадывались о грозящей смерти. Вот они высвободились из-под власти генетического наследства. Да ни один свинкс не способен на такое.

Эндеру причинило боль презрение, прозвучавшее в голосе Сеятеля, когда он обозвал свой народ и себя самого словом «свинксы». В последние годы этот термин несколько поменял окраску, в нем уже не сквозили дружелюбие и любовь, как во времена, когда Эндер впервые спустился на Лузитанию; теперь это название несло презрительный оттенок, и люди, работающие с пеквениньос, предпочитали именовать их португальским вариантом этого слова. Какая же ненависть накопилась в Сеятеле, если сегодня он дал капле ее прорваться наружу!

— Деревья-братья отдают вам жизнь, — возразила Эла.

Сеятель лишь презрительно поморщился:

— Деревья-братья даже не живут толком, не то что деревья-отцы. Они не могут говорить. Они всего лишь повинуются. Мы говорим им, что делать, и у них не остается выбора. Инструменты — какое тут геройство?

— Так ты можешь вообще все что угодно извратить, — гневно ответила Валентина. — Любого, кто принесет себя в жертву своему народу, ты можешь обозвать притворщиком. Просто ему это пришлось по душе, вот он и пожертвовал собой, так что это вовсе не геройство, а еще одно проявление эгоизма.

Внезапно Сеятель подлетел на стуле и свалился на пол. Эндер уже приготовился к повторению предыдущей сцены, но пеквениньо не стал носиться по комнате. Вместо этого он подошел к сидящей в кресле Эле и положил руки ей на колени.

— Я знаю, как доказать, что среди нас есть настоящие герои, — сказал Сеятель. — Я знаю, как воспротивиться десколаде. Как отвергнуть ее, возненавидеть, вступить с ней в бой и помочь уничтожить.

— Я тоже знаю, — пожала плечами Эла.

— Научный опыт, — предложил Сеятель.

Эла кивнула:

— Проверить на практике, действительно ли разумность пеквениньос целиком и полностью основывается на десколаде, а их мозг — всего лишь бесполезный придаток.

— Я сделаю это, — сказал Сеятель.

— Я никогда не осмелюсь просить тебя.

— Я понимаю. Но я настаиваю, ради себя самого.

Эндер был немало удивлен, увидев, что Эла и Сеятель по-своему так же близки друг другу, как Эндер и Валентина, что они способны понимать друг друга с полуслова. Эндер даже не представлял, что между представителями различных разумных рас могут возникнуть такие отношения… Однако почему нет? В особенности если они столько проработали вместе, решая одну и ту же задачу?

Но потом Эндер вдруг понял, о чем договариваются между собой Сеятель и Эла. Валентина, которая прилетела на планету несколько недель назад и только начала входить в их общество, изумленно хлопала глазами.

— Что происходит? — непонимающе спросила она. — О чем они говорят?

Ответила ей Эла:

— Сеятель предлагает такой вариант: мы возьмем одного пеквениньо, изгоним из него вирус десколады и поместим в молекулярную клетку, где десколаде будет до него не добраться. И проверим, останется ли у пеквениньо способность совершать осмысленные поступки.

— Это несколько ненаучно, — поморщилась Валентина. — Ведь существуют другие способы проверить то же самое. Или выхода нет? Мне казалось, десколада неотъемлемо присутствует во всех жизненных циклах пеквениньос.

— Сеятель, очутившись вне досягаемости десколады, должен немедленно заболеть, и вскоре он непременно умрет. Десколада убила Квима, Сеятель же умрет потому, что вирус перестанет воздействовать на его организм.

— Вы не позволите ему этого, — помотала головой Валентина. — Это ничего не докажет. Он может сойти с ума просто по причине болезни. От обыкновенной простуды люди мечутся в лихорадке.

— А что еще остается делать? — спросил ее Сеятель. — Неужели мы будем ждать до тех пор, пока Эла не найдет верный способ расправиться с вирусом, чтобы потом обнаружить, что без него мы никакие не пеквениньос, а самые что ни на есть свиньи? Что речь нам дана вирусом, поразившим наши тела, и что, лишившись его, мы лишимся всего и превратимся в бессловесных тварей, похожих на деревьев-братьев. Или нам суждено узнать это только тогда, когда вы выпустите на свободу вирус-убийцу?