Аcта Зангаста - Даша на Луне [СИ]

Неудивительно, что с таким подходом Союз к концу 80-х стал очень нестабильным в социоэкономическом отношении обществом и ситуация продолжала ухудшаться. Этот котёл не мог не взорваться.

— А я всегда говорил, что социалистическая экономика по замыслу не так плоха, только для её построения необходимы люди хорошего качества, которых не было в достаточном количестве.

— Это кто тебе такую дурь сказал? — протяжно возопил Химик. — Провести коллективизацию, превратив аграрную страну в одну из ведущих экономик мира, люди хорошего качества нашлись.

— Ты, ты сказал. Только что. Когда стенал, что даже в СССР были люди с моралью Homo homini lupus est.

— Конечно, есть. Их просто не может не быть. Главное, не давать им определять политику общества. Уметь вовремя распознавать и держать на должностях не выше завхозной.

— Ну вот, — наигранно печально вздохнул Химик, — начал с коммунизма, а закончил прикладной евгеникой. Неожиданно!

— Это с чего ты так решил?

— Ну, ты только утверждал, что человечество, если ты дорвешься до власти, будет разделено на две части, причем одна часть форсированно и навсегда обгонит другую, ибо представителей второй части не будут пускать на должности выше завхозных.

— Ну что за ересь? Желание сгребать ресурсы под себя, ничего не давая взамен, не врожденный признак и не приговор. Хочешь должность повыше — просто перестань жульничать. Так что давай не будем путать — на основании врожденных и неизменных генетических признаков людей по сортам делили не коммунисты, а один деятель с забавной челкой. Чертовски плохо кончил — бедняжку современники даже хоронить не стали. Дети, не будьте такими!

— Поздравляю себя с победой в споре, — самодовольно ответил Физик.

— Это еще почему? — удивился Химик.

— Потому что от тебя не дождешься, а победителя чествовать надо.

— А почему это ты победил?

— По закону, коллега. По закону Годвина. В споре проигрывает тот, кто первым помянет Гитлера.

— Ага! — торжествуя, провозгласил Химик. — Первым Гитлера вспомнил ты! Прямо сейчас. Даша свидетель.

— Нет, ты — когда деятеля с забавной челкой упомянул.

— Это я Муссолини имел в виду.

— Твой Муссолини лысый как коленка!

— А с чего это он мой-то? Муссолини ваш, не прибедняйтесь, коллега. И он, и его коллега Адик и Францик (который Франко) — образцовые капиталисты. Витрина капитализма, можно сказать.

— Прекращай играть в тедербол покойником. Мы Муссолини не для этого повесили. А если серьёзно, то знаешь, почему в СССР нациста Гитлера в фашисты записали? Себя-то он называл национал-социалистом. Стыдно было признать, что он социалист и, как и СССР, строит социалистическое государство.

— Даже если ты назовешь свою жопу печкой, пирожки она печь не станет. Давай судить по делам, а не по заявлениям политиков. Мы не по описываемому настоящему путешествуем. Фашизм, конечно, не совсем обычный капитализм, это «капитализм войны», который еще называется дирижизмом. Основная его суть заключается в том, что парламентаризм отбрасывается как ненужная роскошь, и страной напрямую рулит крупный финансовый капитал. Он подминает под себя все рычаги управления, подавляет любое инакомыслие, профсоюзы и так далее. Объясняется это необходимостью противостоять внешним и внутренним врагам. Такая система, конечно, отличается от обычного либерального буржуазного государства, но саму суть его сохраняет. Можно сказать, что это один из вариантов развития капитализма, тупик, в который страну загоняет захват власти ограниченной группой лиц, которые потом это государство доят в целях личного обогащения.

— По твоему определению выходит, что современная Россия — фашистское государство.

— Ты только сейчас заметил? Это как бы общее место. Недалекий обыватель привык считать, что фашизм — когда носы циркулем измеряют в поисках унтерменшей и с факелами маршируют. А фашизм, в первую очередь, это способ организации экономики. И если судить по этому параметру, то современная нам Россия имеет с гитлеровской Германией намного больше общих черт, чем СССР.

— Дранкель и Шранкель, слушайте меня сюда, — влезла в разговор я, предвидя дальнейший ход беседы, — если вы еще раз сведете разговор к коммунизму, я за себя не отвечаю.

— Ну Даша, — возмущенно отозвались коллеги, — тема же интересная.

— Я капитан. Я так вижу, — с улыбкой подавила все попытки возражать я. — У нас тут самое крупное открытие двадцать первого века состоялось, а вы старыми тряпками трясете. Давайте лучше о Луне поговорим. Вот как вы считаете, Гея и Селена разумны? Это я к тому, что они вполне себе осознанно действуют — строят и реализуют планы, например.

— Не факт. Разумная деятельность возможна и без наличия разума как такового, — сказал Химик. — Знаешь китайскую комнату? Это мысленный эксперимент, в котором…

— Так, стоп! — возмущенно крикнула я. — Даже не начинай, эта комната набила мне оскомину больше, чем дырявая салфетка и коробка с полудохлым котиком!

— Не понял юмора, — отозвался Химик.

— Иногда я читаю научную фантастику. Есть за мной такой грех. И знаешь, что я заметила? Все эти авторы наивно полагают, что я в жизни читала только две книги. Ихнюю и букварь. И разжевывают мне любой термин до состояния кашицы. Когда я в свои двенадцать в первый раз прочитала про игры Шредингера с котом, это было забавно и интересно. Читать про него во второй раз — уныло и скучно. В третий, четвертый, пятый раз пересказ этого опыта просто раздражал. Примерно как объяснение прокола пространства на примере салфетки. Как китайская комната.

— Извини, Дарья, я даже не подозревал… — попытался съехать с темы Химик. Но поздно, меня несло.

— Все носятся с этой комнатой, будто что-то умное сказали. А ведь ерунда, ерунда полнейшая. Смотри сюда: ты разумен?

— Несомненно, — неуверенно отозвался Химик.

— И я разумна, — уверенно, в отличие от оппонента, провозгласила я, — и наша беседа осмысленна. Вот скажи мне, если мы с тобой, вместо голосового чата, будем друг другу записки писать, мы ведь не перестанем обладать разумом?

— Не перестанем, Даша, — согласился Химик, — только я не понимаю, куда ты клонишь.

— Мы не перестанем быть разумными, даже если ты будешь имитировать беседу: напишешь дохулерад записок на китайском и заставишь Джона Сёрла читать мои сообщения и выдавать мне подходящую по смыслу заранее написанную записку. Понимаешь? Мы ведь не перестали быть разумными, а наша беседа осмысленной от того, что я сейчас орбите Земли, а ты на дне колодца и нашу беседу обеспечивают сотни взаимосвязанных технических устройств, понимаешь?

— Ну, да, только я всё еще не до конца понимаю, куда ты клонишь…