Александр Михайловский - Визит «Полярного Лиса»

Например, я уже знаю, что в Коссове нас ждут вражеские тыловые подразделения, интендантская служба, грабящая местных крестьян на предмет того, чего бы пожрать немецким солдатам. А в самих Ивацевичах, куда мы так стремимся, находятся нынче немецкие железнодорожники, подразделение по охране тыла, численностью до роты. А также лагерь советских военнопленных – небольшой, поставляющий рабочую силу для восстановительных работ на железной дороге. Ничего, доберемся – разберемся. И с немцами, и с так называемыми пленными – кто и при каких обстоятельствах попал в плен и сотрудничал ли с врагом, пока мы умывались кровью, вырываясь из окружения.

От Гловсевичей, где к нам подсели штурмпехотинки, до Коссова было тридцать километров, то есть полтора часа пути со скорость КВ на проселочной дороге, а от Коссова до Ивацевичей еще пятнадцать километров, то есть еще минут сорок хода. При этом в Коссове нам предстояло сделать остановку на час-полтора – во-первых, мехводам требовалось осмотреть ходовую; во-вторых, они должны выколотить пыль из воздушных фильтров. Таким образом, если брать с ефрейторским зазором, но без боестолкновений (а откуда им взяться при отсутствии противника в зазоре между пехотными и танковыми дивизиями), то для полного выполнения задания нам потребуется от четырех до пяти часов. Это если по пути не придется с кем-нибудь повоевать, чего пока не предвидится.

И еще. Сказать честно, теперь, в присутствии товарища Арии Таним, я чувствовал себя гораздо спокойней, чем прежде. И все потому, что капитан Пекоц, конечно, мировой парень, душа-человек, но вот солидности в нем из-за этих его шуточек ни на грош. Хоть мы и знаем, что эти шуточки нацелены не на нас, и умом понимаем, что при всей технике пришельцев свыше у них не может быть людей не на своем месте. Я уже много раз замечал, что после шуточек этого зубоскала и рассказанных им коротких поучительных историй (якобы из жизни его народа) обретаю веру в победу. Но все равно какой-то он несерьезный и несолидный, хотя как командир подразделения со специальными задачами выше всяких похвал. В этом мы могли убедиться уже несколько раз.

Зато капитан Ария Таним распространяет вокруг себя какое-то ощущения основательности и солидности, да и вооружены ее «девочки» значительно лучше, чем егеря капитана Пекоца. Тот сам говорит, что его рота – это разведчики и диверсанты, быстро налетели и так же быстро отступили; но если требуется вести бой всерьез, со смыслом, толком и расстановкой, то тут нужна уже штурмовая пехота. К тому же из-за вечного зубоскальства капитана Пекоца никогда не знаешь, ответил он на твой вопрос серьезно или отделался очередной шуткой. Был у меня на Империалистической такой знакомец, как командир тяжелой батареи штабс-капитан Юрчевский – тоже зубоскал, врун болтун и хохотун. Добавить товарищу Пекоцу на лицо усики-стрелочки – и выйдет тот Юрчевский один в один. Быть может, именно поэтому мне неуютно рядом с вечно веселящимся венедом и совершенно неохота его о чем-то расспрашивать. А ведь знать, что, как и почем у этих пришельцев, мне ох как хочется. И не только по заданию командования (ибо такого задания мне никто не давал), а из простого человеческого любопытства.

Ария Таним в этом смысле куда надежнее. Еще при первом знакомстве лейтенант Элия Тэна, взвод которой как раз сейчас с нами, сказала мне, что штурмовая пехота в самом прямом смысле шуток не понимает и всегда ко всему относится совершенно серьезно. Ведь и я точно такой – шуток не понимаю, хотя на них и не обижаюсь. И в советские генералы я вышел не из поручиков и штабс-капитанов, как некоторые, а из царских унтер-офицеров. Простой парень. В этом-то мы с этой Арией получаемся похожи, поскольку она тоже простая, без хитростей. Поэтому все свое любопытство об их делах я решил удовлетворить как раз за счет капитана Таним. Заодно и проверим, разрешено ли им говорить на эти темы. Если запрещено, то она мне ничего не ответит, а если ответит – то, значит, сказано это как на духу, и я могу этому верить. Времени у нас имелось достаточно, делать на марше было особо нечего (если только на планшете с противным гундением не появится какое-нибудь экстренное предупреждение или вызов на связь с начальством). Но я не знал, как мне начать. Пусть она всего лишь капитан, а я цельный генерал, но все одно меня брала какая-то робость. Ведь ей было открыто многое из неведомого нам, тем более что мы все жидко обделались с началом этой войны, и именно люди свыше пришли нас вытаскивать из этого дерьма, а не наоборот. И вот, немного промедлив, я решился.

– Товарищ капитан, – спросил я, – расскажите немного о своем мире, о том, какая там жизнь, как обстоит дело с классовым вопросом и вообще…

– Вы это зачем спрашиваете, товарищ генерал? – с некоторой настороженностью ответила она, – из личного интереса или по заданию партии и правительства?

– Из личного интереса, товарищ капитан, – искреннее ответил я.

– Ну тогда все хорошо, – с облегчением выдохнула капитан Таним, – только у меня две поправки. Во-первых – если этот разговор личный, а не служебный, то обращаться нам друг к другу можно по именам. Я буду называть вас Семен Васильевич, а вы обращайтесь ко мне просто Ария.

– Годится, Ария, – ответил я.

– Во-вторых, Семен Васильевич, – продолжила моя собеседница, – я должна сразу честно предупредить, что об обычной жизни в Империи я сама почти ничего не знаю. Ведь мы, Девы Войны, рождаемся в особых заведениях-питомниках у специально подобранных матерей-горхинь, у которых нас потом отнимают примерно в годовалом возрасте. При этом нашими отцами становятся лучшие из воинов-хумансов – то есть вас, самцов обычных людей, которых большинство из нас и в глаза-то никогда не видели. Тут надо учитывать, что горхини и хумансы принадлежат к разным, хоть и близким видам, которые не во всем совместимы по наследственности, и поэтому примерно четверть из родившихся младенцев умирают в возрасте до пяти лет от различных сбоев совместимости.

– Ария, – возмутился я, пораженный такой информацией, – но это же неправильно! У каждого человека должны быть отец и мать; у нас говорят, что семья сохранит свою роль основной ячейки общества даже при наступлении полного коммунизма…

– Так было всегда, – убежденно ответила Ария, – только при Кланах наших предшественниц фактически держали в рабстве, отказывая им в праве даже на собственную личность. Зато когда пришла Империя, мы стали равными всем остальным, и даже, более того, формальным отцом воительниц стали считаться не те мужчины, которые давали им свои гены, а сам Император. Он курирует и питомники, в которых мы рождаемся и растем, и кадетские корпуса, в которых из пятилетних девочек-несмышленышей делают настоящих воительниц. Император лично приезжает в Корпуса, когда нас выпускают в войска, и именно в его присутствии мы приносим присягу Империи. Он же является шефом корпуса штурмовой пехоты, и именно к нему мы апеллируем в случае каких-либо несправедливостей.