Джеймс Кори - Пепел Вавилона

Марко хихикнул. Тихий, теплый смешок. Положил ладонь на колено Филипу – шершавую и теплую ладонь.

– А, Филипито. Мичо. Мне теперь только с тобой и поговорить.

Сердце у Филипо подкатило к горлу, но улыбки он себе не позволил. Только кивнул – серьезно, как взрослый человек, как военный советник. Марко на минуту прикрыл глаза, откинулся на переборку. В этот момент он выглядел уязвимым. Все тот же отец, все тот же вождь Свободного флота, но еще и человек, усталый, беззащитный. Никогда еще Филип не любил его так сильно.

– Так и сделаем, – сказал Марко. – Покажем, что сильны. Пусть возьмут станцию, а потом увидят, что ничего на этом не выиграли. Не такая уж это победа.

– Вообще не победа, – сказал Филип, но Марко уже оттолкнулся от койки, встал, шагнул к двери. Отец был уже наполовину в коридоре, когда Филип спросил:

– Еще что-нибудь?

Марко оглянулся, поднял брови, поджал губы. Мгновенье они мерили друг друга взглядами. Филип слышал стук своего сердца. Все отрепетированные слова испарились под взглядом мягких карих глаз отца.

– Нет, – сказал Марко и вышел. Дверь щелкнула, закрываясь, и тогда Филип уронил голову на колени. Ошибки, допущенной им на Церере, больше не существует. Забыта. Пронизавшее его облегчение было чуть замутнено непонятным разочарованием, но совсем немножко. Он чуть не убил человека, и это пустяк. Ничего плохого ему за это не будет. Это было почти так же хорошо, как прощение.

«Кто-то должен был этому помешать», – шепнул в памяти голос матери.

Филип оттолкнул эту мысль, выключил свет и стал ждать сна.

Жировые мелки предназначались для разметки палубы при сборке, так что в некотором смысле Мичо применяла их по назначению. Значки не относились ни к инвентаризации, ни к инспекции, и собирала она не корабль, но все равно. На стене ее каюты остался продолговатый прямоугольник – раньше там висела цветная литография. Оригинал оттиска Табиты Тоава с искусственным коралловым рифом. Из ее серии «Сто граней Европы» – теперь картина в рамке устроилась на койке, словно наблюдая.

Вдоль края стены Мичо расположила список крупнейших поселений Внешних планет: Церера, Паллада, Веста, Япет, Ганимед и так далее. Одни находились на спутниках планет, другие в тоннелях изрытых шахтами астероидов, немногие – станция Тихо, комплекс Ширази-ма, Колдуотер, Келсо – вращались в свободном пространстве. Па начала записывать, что, по ее мнению, требовалось каждой: вода там, где не было местных запасов льда, сложные биоматериалы всюду, кроме Ганимеда, стройматериалы, продовольствие, медикаменты. Когда записи стали настолько густыми, что не читались, она протерла стену краем кулака. Осталось смазанное пятно.

В средней колонке поместились колонистские корабли, захваченные ее флотом: «Бедидат Ядида» с Луны, «Джон Гальт» и «Марк Уотни» с Марса, «Элен Р. и Джейкоб X. Кантер», спонсированный конгрегацией Нер Шалом. «Сан-Пьетро» от корпорации Деваргас. «Каспиан», «Хорнблауэр» и «Зимородок» – независимые чартерные рейсы. Все они несли запасы для первопоселений на неизведанных, недружелюбных планетах. Иногда ровно столько, чтобы там зацепиться. Иногда на три года жизни для ста человек. Поясу этого хватит, чтобы продержаться до построения независимой от Земли и Марса экономики. Есть надежда, что хватит.

А на другом краю ее собственный флот. «Серрио Мал», капитан Сюзанна Фойл, «Паншин» Эзио Родрингеса, «Андорская волшебница» Карла аль-Дуджаили и так далее, на всю стену. На каждом собственная абордажная команда. Все подчиняются Па и будут подчиняться, пока не станет ясно, что она теперь действует по своему усмотрению. А тогда… Что ж, тогда и видно будет.

Она сжала мелок и снова выпустила. Отрываясь от жирной поверхности, пальцы снова и снова тихонько прищелкивали – будто кто-то постукивал в дверь. С каждой проведенной по стене черточкой страх отодвигался. Не покидал ее – не так прямо, – но сердце вместо того, чтобы искрить, дергаться, трепетать, замыкалось в себе, позволяя всем жизненным неудачам и обидам отвалиться коркой. Хотя бы на время. Словно она, вращая колесо, нащупала идеальный ритм. Такой, чтобы свести воедино дыхание, тело и разум, чтобы замедлить время.

Начиная, Па отчасти надеялась, что найдется причина отказаться от бунта. Теперь, увлекшись, забыла про сомнения. Где-то на полпути то, что она должна, сменилось тем, что она собиралась сделать. Она не замечала Нади, пока та не подала голос:

– Бертольд так и не впустил тебя в систему?

Мичо со вздохом покачала головой.

– Пока не оторвемся, требует, чтобы все было вне компьютера. Локальную защиту он подготовил. Но ты же знаешь, какой он. Вечно осторожничает.

– Думаешь, Марко так плотно мониторит корабль?

– Нет, – ответила Мичо. И, помедлив: – Не знаю. Может быть. Это ничего. Мне даже отчасти нравится так работать. Более… не знаю, как сказать. Осязаемо?

– Да уж вижу, – проворчала Надя. – Мы уже на подходе.

– Мне нужно не больше секунды светового лага, – возразила Мичо. – Тут мне обмен сообщениями не годится, нужен разговор.

– Мы уже на подходе, – повторила Надя на полтона ниже. Поняла.

Мичо сжала и отпустила мелок. Щелк.

– Сколько еще?

– К полуночи, – ответила Надя. Подошла поближе, присмотрелась к стене, к надписям. Она была на полголовы ниже Мичо, с висками, тронутыми первой сединой. Надя тихонько вздохнула, покивала.

– Проверяешь мою работу? – поддразнила Мичо.

– Да, – серьезно сказала Надя. – Положение и раньше было непростым. Мы собираемся его сильно осложнить. В такие времена мы проверяем клапаны и вообще – проверяем.

Мичо опустилась на койку, предоставив жене пройтись по всем кораблям и станциям. Надя подбоченилась сжатыми кулаками и тихонько хмыкала. Мичо решила, что одобрительно. Проще было бы обрабатывать все в корабельной системе, вбить каждый корабль с его вектором в единый интерфейс. Как ни тщательно она исписывала свою стену, оставались другие списки – куда длиннее – с критически важной информацией. Военные корабли под непосредственным управлением Марко. Элитная охрана, оставленная в резерве Розенфелдом. Тысячи грузовых контейнеров с Паллады, Весты и Каллисто, уже разбросанные на произвол всепоглощающей пустоты. Мичо потянула спину, утомленную торможением на трети g, прислушалась к боли между ребрами.

– Кода начнем это все воровать? – спросила Надя.

– Когда переговорю с Кармонди, – ответила Мичо. – Если до того, как бы сам не заметил.

– Ах, с Кармонди, – вздохнула Надя. – Мне неспокойно.

– Мне тоже, – призналась Мичо. Надя повернулась от стены к ней. Смерила тем же взглядом – проверяя, нет ли ошибки.