Ким Робинсон - Красная Луна [litres]

Самолет набрал высоту, и снова внизу раскинулись холмы Южного Китая. Потом самолет поднялся еще выше, на юго-запад, над крутыми склонами Сычуаньских гор, где темно-зеленые леса обрамляли черные кряжи со снежными шапками на северных склонах высоких пиков.

По-видимому, они приземлились на северо-востоке тибетского плато. В прошлый раз Фан Фэй отправлял Та Шу на Луну из другого места. Похоже, здесь у Фана Фэя было личное поместье, оно тянулось до самого горизонта. Си Цзиньпин так и не осуществил свой план превратить весь Тибет в национальный парк, по сравнению с которым любой другой покажется карликовым, а тибетцев – в нечто вроде охраняемой фауны. Но все-таки Пекин изменил свое отношение к этому региону, а отсутствие новой инкарнации Далай-ламы совершенно сбило тибетцев с толку. Конечно, партию все это устраивало. И однажды государство выставило на продажу обширные участки земли для частных лиц. Судя по всему, и этот.

Они прошли из самолета в низкое здание с двориком в центре. Там было тихо и прохладно. Отдельный мир. Бо и Дху скрылись вместе с людьми Фана Фэя, а Та Шу передали девушке по имени Шулин.

– Долго еще до взлета? – спросил он.

– Если не возражаете, взлетим через два часа.

– Два часа! Это же как стыковка в аэропорту!

Она обеспокоенно улыбнулась.

– Надеемся, вы не возражаете?

– Нет.

До взлета он дремал. А потом вышел наружу, чтобы попрощаться с Землей. Та Шу вдохнул морозный воздух, ощущая легкими высоту и глядя на резкие очертания низких гор на востоке и юге. Далекий горизонт и сильная гравитация. Та Шу устал и был растерян. В этом месте прекрасный фэншуй, но Та Шу все никак не мог сосредоточиться на окружении. Мысленно он еще находился среди толпы на улицах или в материнской квартире.

И в то же время вдалеке, на пожухлом плато, паслось стадо оленей или антилоп, солнце очерчивало их бока. Трава под кобальтовым небом отливала золотом. Жизнь. Какой контраст с мертвой сферой, куда они собираются лететь! Вон она, наверху, видна на небе даже днем – полумесяц, рядом с которым небо кажется темнее. Трудно поверить, что они летят туда.

Вернулись Бо и Дху, и это напомнило Та Шу, что он так и не получил ответа от Пэн Лин. На нее это не похоже. Их провели к лифту, и они поднялись на стартовую площадку, а потом заняли места в высоком и узком корабле. Сиденье откинулось, бортпроводники помогли Та Шу пристегнуть ремни, и вскоре где-то внизу зарычали ракеты, кресла завибрировали – они взлетели. За этим сначала последовала перегрузка, а потом невесомость. Удивительно, как все это стало рутиной. О да, это всего лишь возвращение на Луну, обычное дело. Та Шу заснул.

В полудреме Та Шу послышалось, будто Бо сказал Дху: «Мы последуем за стариком к источнику Персикового ручья».

Где-то зарычал тигр. Та Шу плыл по озеру, как черный лебедь.

Аналитик сидел на бетонном полу камеры. Обычная тюремная камера, пластиковое ведро вместо туалета – и все. Никаких окон. Крепкая дверь. Вентилятор наверху. Комфортной не назовешь, но и не полный кошмар.

Он мысленно разговаривал с Маленьким глазом. «Надеюсь, ты следуешь протоколу для подобной ситуации, – сказал он программе. – Надеюсь, сумеешь справиться с ней даже в мое отсутствие».

Отсюда это невозможно понять, а он вряд ли выберется. Хотя все возможно. Многое зависит от того, как поведут себя его друзья снаружи, и не только друзья. Его либо выпустят, либо нет. Если нет, то либо допросят (включая пытки), либо расстреляют, а может, навсегда запрут в одиночной камере или в тюрьме вместе с другими заключенными, не то на всю жизнь, не то на время. Вероятно, были и другие варианты, но аналитику не хотелось над этим размышлять. Трудно не думать о том, как его будут допрашивать, но что в этом толку? И потому аналитик старался занять мозг чем-нибудь другим.

С подобным люди сталкивались во все времена, начиная от штрафов и простых наказаний и заканчивая кошмарными пытками во времена династии Мин. Конечно, примитивные методы столь же эффективны, как и более изощренные, древнейшие пытки вроде сдавливания лодыжек (а у него слабые лодыжки) или вырывания ногтей (у него артрит). Даже думать об этом болезненно. Аналитик всегда знал, что такое может случиться, но так легко не думать об этом, когда ты полон жизни и чувствуешь себя в безопасности. Умный и под защитой. Вообще-то он точно не знал, каким образом его обнаружили. Вероятно, никогда и не узнает. Он многого никогда не узнает.

Он гадал, как отреагирует на его отсутствие ИИ. Аналитик составил алгоритм на подобный случай, и, когда откроется определенный порт, программа сама спрячется в предусмотренное для этой цели убежище и останется включенной, пока включен «Золотой щит». А если так, то ИИ сможет разослать немало сообщений – триллионы, если не квадрильоны. Если среди них будут призывы найти и спасти аналитика, это может привести к определенным результатам, включая его немедленную казнь. Пуля в затылок. Что ж, есть и худшие способы умереть. Скорее всего, он потеряет сознание еще до того, как услышит выстрел. Предвкушение хуже самого события, как часто бывает. Чтобы страдать, нужно жить.

Он сменил позу и вздохнул, раздумывая, правильно ли поступил, решив изменить систему изнутри. Возможно, это была ложная надежда, мечта. Ответ на собственную фантазию, как частенько случается. Он каждый день наблюдал на улицах молодых горожан с неполной занятостью и висящей над ними угрозой совсем потерять работу, а они лишь пялились в свои браслеты и не понимали, насколько уязвимы, не понимали ход истории, не понимали, через что прошел Китай, чтобы они наслаждались этой мнимой беззаботностью… И глядя на них день ото дня, он решил, что нужно нанести удар изнутри. Он не верил в массовые акции.

Но однажды люди выйдут на улицы. Юные и старые – молодежь без будущего и старики без гарантированной чашки риса, – они заполонят улицы. Молодых мужчин на тридцать миллионов больше, чем девушек, и это само по себе топливо для революции.

Он гадал, когда это случится и чем обернется. Если бы он больше верил в людей, то больше бы им помогал. Работал бы изнутри, чтобы помочь тем, кто снаружи. Он всегда к этому стремился, но теперь осознал, что, работая в одиночку, только в обществе ИИ, подвергал себя большей опасности и увеличивал вероятность провала. Нельзя в одиночку добиваться общего успеха. Удивительно, что он так долго этого не понимал.

Ну что ж, он сделал, что мог, доступными ему средствами. Чтобы действовать изнутри, приходилось держать это в тайне. Публичное выражение недовольства партией со стороны интеллигенции или чиновников никогда многого не приносило и быстро подавлялось. Он попробовал найти другой путь, соответствующий его опыту и характеру. Построить новое общество в оболочке старого – выражение из былых времен, из международного рабочего движения. Возвращение солидарности с другими людьми. Ощущают ли ее те, кто уткнулся в свои браслеты с наушниками в ушах? У каждого времени и места свои ощущения, культурная конструкция, определяющая базовые эмоции. Он это знал.