Энн Леки - Происхождение

«Она была мертва».

Ченнс молча наблюдал за ней.

– Гарал… Палад Будраким… Тогда я еще не знала, как его на самом деле зовут. Но мы с ним провели все это время вместе. И не говорите мне, что оно управляло мехом. Не управляло, мы постоянно с ним беседовали. Уто – единственный мех, который поднимался в то утро на холм. У Гарал нет нужных имплантатов, чтобы управлять мехами, сделанными в Федерации. Рядом находился лишь один человек, у которого они были, это Хевом. Хевом, который ненавидел Зат достаточно сильно, чтобы убить ее. Я свидетель.

Светлость Ченнс внимательно слушал ее, слегка нахмурившись.

– Зачем она привезла Хевома? Они не могли разговаривать друг с другом, разве не лучше было взять с собой помощника, с которым можно беседовать?

Ченнс скривился:

– Со стороны Зат было жестоко заставлять Хевома ехать вместе с ней. Даже более жестоко, чем вы можете представить. Некоторые старшие родственники Хевома имели разногласия с Зат по… политическим вопросам, можно так сказать. Их сродственность, полагаю, это подходящее слово, – он использовал неуклюжую конструкцию, йиирское слово с непривычным аффиксом, – сродственность должна была урегулировать дальнейшие споры, но сама Зат сделала все, чтобы как можно сильнее оскорбить семью Хевома. Хевом поступил неправильно, выразив протест. Зат заставила его отправиться с ней, чтобы преподать урок ему и всем его родственникам.

– Вполне себе мотив, – сказала Ингрей. – Раз уж он решился убить ее, свалить все на невиновного хвайца было проще простого. В конце концов, мы же… – Как там сказал Хевом? – Невежественные и бескультурные, а наша юридическая система – шутка. Похоже, и наши жизни для омкемцев тоже лишь шутка.

Светлость Ченнс вздохнул:

– Я бы не называл Палад Будраким невиновным.

– Теперь его зовут Гарал Кет. И оно не убивало Зат. Я свидетель. – Доказывать что-либо было уже бессмысленно. Федерация не получит Гарал, потому что оно стало Гек. – Все это происходит не из-за Зат с Хевомом. Ваши мехи и солдаты прилетели сюда через шлюз Энтен – Хвай задолго до того, как было совершено убийство.

Конечно, кто-то мог заранее знать, что Зат умрет, а Хевома обвинят в убийстве.

– Вы так и не поняли, – сказал Ченнс. – Не можете понять. Для того, кто находится в положении Хевома, убить Зат было бы немыслимо. Буквально. Если я даже и попытаюсь объяснить, вы все равно не поймете, потому что ваши семьи взаимодействуют совсем по-другому. Представьте… представьте себе человека, убившего своего родителя.

– Может, кто-то и назовет это немыслимым, – ответила Ингрей. – Я лично даже представить себе не могу. Но и такое случается.

Светлость Ченнс оглянулся на командора в доспехах, затем посмотрел на Ингрей.

– Вы находитесь здесь, мисс Аскольд, потому что стали свидетельницей гибели Зат. В ином случае командор Хатквебан никогда бы не согласилась на подобный обмен. Она хочет лично поговорить с вами. Не сейчас, в данный момент есть более важные дела, так что чуть позже. Она совсем не понимает бантийский. – Ингрей уже догадалась об этом. – И по-йиирски тоже говорит не очень хорошо. У нее есть устройство-переводчик, не самый плохой, но она ему не доверяет, поэтому я буду переводить по мере необходимости.

– Она тоже родственница Зат? – как можно невиннее спросила Ингрей.

– Нет, – ответил Ченнс. Он огорчился, или ей показалось. – Она родственница Хевома. Ей не понравится, что вы валяете имя ее… двоюродного брата, полагаю, это самые подходящие слова, что вы валяете имя ее двоюродного брата в грязи.

– И ее выбрали специально для этой миссии? Что за удивительное совпадение!

По лицу Ченнса пробежала тень, но Ингрей не смогла распознать его эмоции.

– Идите, мисс Аскольд, сядьте рядом с другими, – только и сказал он.

– Тот, кто все это придумал, не слишком беспокоился о том, что случится с Хевомом, – отозвалась она. – Полагаю, они пообещали, что вытащат его отсюда, но, видимо, не обеспечили ему того, что нужно.

Если бы это был сюжет развлекательной программы, то Хевома снабдили бы фальшивыми уликами: чужими отпечатками пальцев или образцом ДНК на ноже, тайными сообщениями, которые Служба безопасности «случайно» обнаружила бы и расшифровала. Наверняка Федерация могла все это обеспечить без особых усилий. Если бы сочла нужным. Очевидно, Хевома спасать они не собирались.

– Сядьте, мисс Аскольд, – повторил Ченнс. – Я не хочу прибегать к угрозам.

– Хорошо, светлость, – фальшиво улыбнулась Ингрей. – Командор и ее солдаты с радостью сделают это за вас.

Улыбаясь, она отвернулась от него, от витрины с «Отказом» и, не торопясь, прошла туда, где сидели заложники. Она двигалась медленно совсем не для того, чтобы показать всем, что не боится, напротив, ей казалось, что если она пойдет быстро, то не сможет сдержаться и бросится в панике бежать. Так ей проще было скрыть тот факт, что у нее поджилки трясутся от страха.

Ингрей села между пролокутором Первой ассамблеи и старшей хранительницей, старательно делая вид, что не замечает четырехногого меха, охраняющего их. Женщина лишь мельком взглянула на нее и снова уставилась в пустоту перед собой.

– Что ж, – сказало председатель Дикат. – Нетано удалось выбраться, теперь она лично развезет детей по приютам. Только омкемцы все равно бы их выпустили при первой возможности. Они ревели, разводили сырость, каждые пять минут просились в туалет, и, конечно, омкемцы не позволяли им бегать туда-сюда. Нам повезло, что командор не настолько безжалостная, чтобы просто пристрелить их всех. Все эти дети родились в обычных семьях, какой смысл их тут держать? Но Нетано, конечно, теперь станет героиней в глазах журналистов. Даже не сомневайся, если с тобой что-нибудь случится, то она благодаря тебе наверняка получит на выборах дополнительные голоса. Ты ей не родная, и, полагаю, она взяла тебя на воспитание не из семьи своих родственников или влиятельных сторонников. Так легко можно пожертвовать лишь ребенком из общественного приюта. И только приютский согласится на такое. Куда ему еще деваться?

Так легко пожертвовать! Что ж, он прав, Ингрей знала это всю свою жизнь. «Я этого не забуду», – сказала мать. Ингрей понимала, что это значит. Знала, что Нетано попытается выдавить из ситуации максимум политической выгоды, независимо от того, выживет Ингрей или нет.

Она хотела ему возразить на это продуманное оскорбление в ее адрес и выговорить за презрительное отношение к приютским детям. Но поняла, что если она откроет рот, чтобы возмутиться, то, скорее всего, просто закричит или заплачет. Поэтому Ингрей лишь сказала как можно приветливее:

– Очень приятно познакомиться с вами, пролокутор, – и тут же сжала зубы, чтобы случайно не выдать себя.